Первые полчаса картины "Подальше от окна" я провел в счастливой уверенности, что перед нами неизвестный шедевр польского кино. Один из отцов "магического реализма" писатель и кинорежиссер Ян Якуб Кольский заинтересовался рассказом Ганны Крапп "Эта, из Гамбурга", где разворачивалась драма отчуждения матери и дочери, которую у нее насильственно отняли в годы войны. Он увидел в экспозиции рассказа потрясающий материал для трагедии: в семью деревенских художников судьба заносит молодую еврейку, спасающуюся от фашистов. Ее прячут в шкафу, она проводит там долгие страшные месяцы, потом беременеет от хозяина дома, и хозяйка воспитывает ребенка - сначала для конспирации, потом считая его своим. Треугольник этот потрясает накалом страстей - и бушующих в душах, и прорывающихся наружу. Он так крепко закручен сам по себе, что остается только с помощью хороших актеров воссоздать на экране этот клубок сверхчеловеческих ситуаций, который сам по себе, как слезинка ребенка, будет рефлекторно вызывать в зрителях нервную дрожь. И даже не очень нужны тут импрессионистические "флэшбеки" - вспышки воспоминаний в анилиновых тонах, прерывающие ход фильма. И режиссер и оператор Аркадиуш Томяк работают вдохновенно - сцена родов выглядит почти библейской, характеры прорисованы со всей мощью польской психологической школы. Дотяни картина на этой высоте до финала - и вышла бы в дамки.
Но уже с середины начинаются невнятицы. Узел нужно как-то разрубать, и никто не знает - как. Фильм долго и хаотично ищет разрешения конфликта. Рассказ ему не помощник: писательницу больше занимает непредсказуемость женских характеров, отнюдь не идиллических в своем дремучем эгоизме. Это тоже небезынтересно, но по драматизму не идет ни в какое сравнение с запевом - фильм быстро теряет высоту, никак не может кончиться и оставляет ощущение обидных, почти школьных драматургических просчетов.
Французская конкурсная лента "Мадемуазель" 46-летнего Филиппа Лиоре поначалу сражает наповал - обаянием актеров и диалогов, упоительно смешных, и при этом бытовых, реалистичных. Юмор картины возникает естественно и пронизывает ее целиком - он в случайном взгляде, в композиции кадра, в импровизационной манере виртуозных актеров. По типу сюжета - это новые "Мужчина и женщина", история любви-вспышки, освобождающей героев от всех обязательств и трезвых практических соображений во имя безумного, мгновенного и неизбежно краткого счастья. При этом Сандрин Боннэр вполне может состязаться с Анук Эме - и по женскому обаянию и актерской филигранности, и умению играть параллельно тексту роли, даже вопреки ему, поверх его. Жак Гамблен, достойный ее партнер, выкладывает свои козыри постепенно, в час по чайной ложке, интригуя и даже мучая героиню этой неопределенностью, при минимуме внешних действий выстраивая увлекательную драматургию сближения двух людей, только что не подозревавших о существовании друг друга.
А для сцены их знакомства придуман абсолютно гениальный диалог двух бутербродов в домашнем холодильнике, вызывающий безошибочное предощущение столь же гениальной картины.
Но, увы, и здесь ошибка. И вновь по драматургической части. Актеры все так же хороши, но фабула уже увязла в литературщине, назидательных притчах и не имеющих значения подробностях. Ритм фильма становится подобным нитевидному пульсу: вот выровнялся, наполнение хорошее, мелодия взмывает к небесам - и вновь сбой, срыв, плоскость, даже скука.
Если вспомнить, что фестивали сами по себе ничего сотворить не могут и только отражают состояние киноумов, то и этот ММКФ фиксирует израсходованность кинематографом старых идей. Авторы черпают свою воду из привычных скважин, не замечая, что те давно пересохли. Постмодернистская игра в парадоксы с перелицовкой выдохлась, а прямые или скрытые римейки прежних сюжетов, ностальгические попытки вернуться то к Лелушу, то к раннему Вайде, то к вечному Копполе пробуждают лишь сладкие воспоминания: ведь были ж люди в наше время! А что касается наших ожиданий-разочарований, то нам ведь обещали в конкурсе американские горки - вот они и есть.