Ларс и пустота: в новом фильме фон Триер играет в жестокость
Ларс фон Триер спустился в ад, пригласив вместе с собой зрителей. Его новая лента «Дом, который построил Джек» вышла в российский прокат спустя полгода после скандальной премьеры в Каннах, где треть публики в зале не выдержала экранных жестокостей. Самый известный режиссер-мизантроп перешел от излюбленного им психологического насилия к физическому, но выиграло ли от этого кино — вопрос.
Главный герой фильма — маньяк Джек — откровенно рассказывает о своих преступлениях загадочному пожилому спутнику по имени Вердж. Зрителю слышны только их голоса, звук шагов да всплески воды. Куда идут эти двое, мы узнаем в конце, хотя прозрачные намеки будут и раньше. Между закадровыми беседами, иллюстрируемыми то записями репетирующего пианиста Гленна Гульда, то детскими мультиками, а то и фрагментами из прошлых работ Триера, демонстрируются сами «инциденты», как их называет Джек: членовредительства разной степени изобретательности и жестокости.
Снова обратившись к драматургической форме, опробованной в «Нимфоманке», Триер использует диалог Джека и Верджа как способ проанализировать показанные события, поиграть со смыслами, аллюзиями. И эта постмодернистская оболочка кажется интереснее основной фабулы. Смотреть на перебирающего способы убийства Джека столь же скучно, как и на нимфоманку Джо, коллекционирующую мужчин, позы и техники секса, но куда менее приятно. Экранный садизм в «Доме...» действительно зашкаливает, и режиссера не смущает, что он переходит грань, отделяющую артхаус, пусть и жесткий, от трэша, а провокацию — от дурновкусия.
Впрочем, точно так же в «Нимфоманке» он сознательно шагнул на табуированную территорию порно — и возвращаться в «благопристойное» общество явно не намерен. В этом — не только проявление хулиганской натуры творца, но и скрытое обвинение в адрес современной публики, которую всё сложнее шокировать. Датчанин будто нащупывает болевые точки зрителей и проверяет ослабевшие рефлексы, ударяя молоточком, как невролог. Только в отличие от врача — бьет с размаху. Кстати, в «Доме...» есть прозрачная автоцитата из короткометражки «Профессия», где Триер в зрительном зале утихомиривает назойливого соседа молотком по голове.
Но главная проблема нового фильма — как, впрочем, и «Нимфоманки» — не в том, что режиссер вслед за своими героями пошел вразнос. А в том, что никаких новых смыслов за этим не открывается. «Догвилль» был виртуозным исследованием природы социума, «Меланхолия» — философско-эстетическим размышлением о притяжении смерти. В «Доме...» же смысловая конструкция не складывается, как то самое здание, что пытается построить несостоявшийся архитектор Джек.
И здесь нельзя не отметить самокритичность Триера, поскольку Джек, конечно, в немалой степени alter ego своего создателя. Устами главного персонажа Ларс проговаривает идеи, за которые его самого подвергли бы остракизму. Так, например, будто назло Каннскому фестивалю, объявившему Триера персоной нон грата после фразы «Гитлера можно понять», режиссер возвращается к запретной теме и снова демонстрирует свое специфическое чувство юмора: Джек восхищается дьявольской изобретательностью своих «учителей» из Третьего рейха.
Такие шуточки здесь — на каждом шагу, хотя назвать ленту комедией язык не поворачивается. Но что же тогда воспринимать всерьез в этом фильме? Не рассуждения же о художественности убийства, в самом деле! И даже не инфернальный финальный эпизод, «жар» которого подмочен банальной концовкой. Если где и искать ключ к пониманию «Дома...», так это в самом доме. Внимательный зритель заметит, что Джек строит только стены, внутри же — всегда пустота. Так и фильм Триера оказывается пустым внутри, хотя и не лишенным извращенной изысканности, творческим сооружением, в котором вряд ли кому-то будет уютно, кроме самого режиссера.
