При посредничестве Омана состоялись непрямые переговоры между Ираном и США. Делегацию Тегерана возглавил министр иностранных дел Аббас Арагчи — один из самых опытных и авторитетных дипломатов страны. По информации в СМИ, верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи предоставил ему «полные полномочия» на ведение диалога с представителями США. Американскую сторону представил спецпосланник президента Трампа по вопросам Ближнего Востока Стив Уиткофф. Ему президент Дональд Трамп, очевидно, доверяет решение наиболее сложных внешнеполитических задач. В Вашингтоне по итогам встречи заявили о позитивной динамике, американский лидер призвал к прямому диалогу с Тегераном. Хотя в Белом доме по-прежнему утверждают, что «все варианты остаются на столе», включая потенциальные военные меры. Стоит отметить, что США обладают возможностью нанести удары по иранским ядерным объектам.
В Тегеране переговоры были названы «конструктивными». При этом иранская сторона подчеркнула неизменность позиции по формату диалога: исключительно в непрямом виде и только по тем вопросам, которые касаются ядерной программы и санкционного давления. Несмотря на это, достигнутые результаты позволяют говорить о прорывном характере этих контактов, способных задать новую динамику в ирано-американских отношениях. Тот факт, что стороны согласовали проведение второго раунда переговоров — который, как ожидается, пройдет 19 апреля, — подтверждает наличие политической воли с обеих сторон к продолжению взаимодействия. Выбор Омана в качестве площадки для диалога символичен: эта страна традиционно выступает нейтральным посредником в ближневосточной дипломатии.
Сейчас Иран осуществляет обогащение урана до 60% и приближается к оружейному уровню. В такой ситуации Тегеран, вероятно, будет выдвигать ряд требований, среди которых особое значение имеет доступ к замороженным зарубежным активам. И таким образом одной из возможных уступок со стороны США может стать частичное размораживание этих средств. Иран заинтересован в восстановлении экономических связей с Западом, прежде всего со странами ЕС.
Исламская республика сейчас придерживается прагматичной политики. В Тегеране не питают иллюзий ни в отношении коллективного Запада, ни в отношении Вашингтона вне зависимости от того, кто занимает Белый дом. Заявления Дональда Трампа о желании видеть Иран «великой и процветающей страной» воспринимаются не более чем дипломатическим фасадом, за которым скрываются интересы, направленные на ограничение и контроль ее суверенитета. Тем не менее Тегеран не стремится стать инициатором масштабной региональной войны. Напротив, иранское руководство предпочитает тактику выжидания, одновременно сохраняя гибкость и готовность к точечным компромиссам. Такая стратегия обусловлена как внутренними реалиями, так и осознанием риска масштабной дестабилизации региона.
Ядерная программа остается для Ирана вопросом национального престижа и стратегической безопасности. Однако Тегеран осознает, что официальное обладание ядерным оружием радикально изменит баланс сил на Ближнем Востоке. Оно спровоцирует цепную реакцию — Турция, Саудовская Аравия, Египет и другие региональные державы, ощущающие уязвимость, начнут активно добиваться собственного ядерного статуса. Более того, Израиль, до сих пор сохраняющий позицию «ядерной двусмысленности», может публично объявить о своем арсенале и потребовать международного признания своего «морального права» на ядерное сдерживание.
С другой стороны, в иранской политической элите хорошо изучен опыт Северной Кореи, где наличие ядерного оружия стало действенным инструментом для защиты страны от внешнего давления. Контрастным примером служит Ливия Муаммара Каддафи, которая, добровольно отказавшись от своей ядерной программы, спустя несколько лет столкнулась с внешней интервенцией и сменой режима путем цветной революции. Эти уроки укрепили убеждение Тегерана в том, что ядерный фактор — это не только риск, но и реальная гарантия суверенитета. Поэтому Иран стремится сохранить стратегическую неопределенность: не отказываясь от ядерного потенциала, но и не пересекая черту, за которой начинается открытое обладание ядерным оружием. Это деликатное балансирование между необходимостью сдерживания и ответственностью за региональную стабильность — яркий пример прагматичного подхода, которым сегодня руководствуется Тегеран.
Иран и Америка Трампа — две рационально мыслящие политические системы, где, несмотря на идеологические различия, ключевые решения принимаются исходя из холодного расчета и оценки потенциальных издержек. Для Ирана полномасштабная война с США означала бы разрушительные последствия для экономики, инфраструктуры и политической стабильности. Для Вашингтона же прямой конфликт с Ираном в регионе, насыщенном геополитическими противоречиями и союзническими обязательствами, стал бы крайне рискованным и дорогостоящим предприятием с непредсказуемыми последствиями для глобального положения США и мировой энергетики.
Обе стороны выбрали иную тактику — эскалацию без конфронтации, напряженность без открытой войны. На этом фоне и разворачивается сложная дипломатическая игра, в которой каждый участник пытается извлечь максимум выгоды из ситуации повышенного давления. Поднятие ставок — это не подготовка к войне, а способ усиления переговорных позиций, вынуждающий оппонента идти на уступки или, по крайней мере, признавать необходимость диалога. В основе такой тактики лежит поиск хрупкого баланса между демонстрацией силы и сохранением пространства для компромисса. Вашингтон и Тегеран действуют в логике стратегического реализма, и именно этот подход становится ключевым сдерживающим механизмом, обеспечивающим относительную стабильность в регионе в среднесрочной перспективе.
Автор — преподаватель экономического факультета РУДН, приглашенный преподаватель ИОН РАНХиГС при президенте России
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
