Наступила юбилейная дата памяти — 20 ноября, 95 лет со дня рождения Михаила Ульянова. Казалось бы, кому, как не мне, актрисе — его партнерше, его соседке по дому, его другу и другу его семьи, должно быть легко рассказывать о нем, о том, каким он был. Но это не так. Это безумно сложно эмоционально. Именно потому, что наши с ним жизни, наши творческие пути были так долго переплетены, неразрывно связаны, и эта связь не может прерваться, пока я живу, помню и люблю его нежно, как может любить лишь друг. Поэтому мои воспоминания об Ульянове бесконечны и раскручиваются передо мной, как киноленты.
Вот он выходит на 7-й, служебный, подъезд нашего театра — неказистый, в кепочке, в пальтишке, только что отыгравший могучего Антония, а я смотрю на него и думаю: неужели это ЕГО я только что любила до смерти?
Вот у меня на кухне деревянная сувенирная доска с изображением бабки и деда с баранками за самоваром с рукописным посланием от Ульянова: «Если б Цезарь не вмешался, хорошо мы, Клепа, жили! Я бы больше не трепался, пили б чай и не тужили. Крепко целую, твой Антон(ий)».
Вот он идет по нашему двору из гаража в ватнике в резиновых сапогах и несет мне мешок картошки в трудные 90-е, выполняя «приказ» жены накормить Юлину семью.
Вот он катает на своем жигуленке вокруг дома моих маленьких внучек, скомандовав им: «Машка! Дашка! Запрыгивайте!» к их большой радости.
Вот ведет с собой на парад на Красную площадь мою старшую внучку Машу.
Вот он открывает передо мной калитку в нашем дворе, в который мы приехали из театра, отыграв «Без вины виноватые», и я изо всех сил стараюсь не показать ему, что вижу, как ему трудно идти, потому что знаю, как ему не хочется, чтобы это видела я.
Вот он садится в «скорую помощь» и машет рукой с грустной улыбкой, уезжая из дома в больницу в последний раз.
Воспоминаниям нет конца, и все они очень разные — веселые, грустные, трагические — как сама жизнь.
А смыслом жизни Ульянова был театр. Театр в самом широком смысле этого удивительного явления. Театр, как живой организм, который родившись, должен жить и развиваться, преодолевая все болезни, свойственные и людям, и стране, его создавшей. Душа Михаила Александровича болела, боролась за театр, конечно, в первую очередь за наш родной театр, и этим поддерживала его слабеющие физические силы.
Он ходил по театрам, много смотрел, искал сильного режиссера себе на замену. Михаил Александрович до последнего пытался сделать так, чтобы в театре была умная, талантливая голова. Именно поэтому он обратился к Римасу Туминасу, когда тот приехал на гастроли в Москву. И как мы теперь знаем, его чутье и его расчет полностью оправдались с приходом Туминаса, при котором наш театр вышел на совершенно иной общепризнанный мировой уровень драматического театра.
Но с сожалением думаю, что сегодня душа Ульянова снова пришла в смятение и до успокоения ей опять далеко.
В «Иркутской истории» моя героиня, признаваясь в любви к своему мужу, которого играл Михаил Александрович, говорила: «Я тебя очень люблю. А знаешь за что? Я тебя всё узнаю́, узнаю́ и всё узнать никак не могу».
Вот и я благодарна Михаилу Александровичу Ульянову за то, что он в моей жизни значит так много, и еще именно за эту невозможность до конца постичь, что же это за явление такое — Ульянов, за тайну его неповторимой уникальной личности, за секрет его таланта.
Автор — народная артистка СССР
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
