Увидеть пейзажи в абстракциях и абстракцию в пейзажах, подружить эротику разных веков и потрогать поролоновую женскую грудь предлагает московским зрителям французский куратор Жан-Юбер Мартен. Созданная под его руководством экспозиция «Бывают странные сближенья…» заняла почти весь второй этаж ГМИИ им. Пушкина и пробудет там до 6 февраля. И это не только возможность по-новому прочитать известные (и не очень) произведения, но и повод поразмышлять о том, как в последнее время изменился подход к выставочной деятельности.
Экспозиция Мартена нарочито провокативна. Решенная вполне традиционно с точки зрения архитектуры, она обескураживает и дразнит всем остальным. Здесь вовсе нет этикеток с названиями работ. Желающие могут воспользоваться программками или скачать на смартфон виртуальную версию по QR-коду, но сопоставлять название зала и номер произведения с длинным списком — занятие не из легких. Цель куратора очевидна: побудить зрителя смотреть на саму работу, а не на имя автора и название.
Далее, Мартен намеренно перемешивает эпохи, стили и жанры, группируя вещи по условным категориям (например, «От потаенного образа к двойному» или «От возлюбленной к колдунье») и призывая найти неочевидные переклички между, казалось бы, несопоставимыми художественными высказываниями. Порой это работает точно и тонко — например, когда минималистичный «Пейзаж. Степь» Архипа Куинджи сопоставляется с абстрактным «Интерьером №3» Владимира Немухина, и мы начинаем более глубоко понимать их природу. Порой — иронично и бесшабашно: сходство «Благословения новобрачных» Паскаля Даньян-Бувре и «Композиции» Хуана Миро (со словом Yes) вряд ли поможет пониманию обеих картин, разве что позабавит. Многие же параллели оказываются слишком очевидными или, напротив, натянутыми.
Не обошлось и без самой простой, но стопроцентно работающей провокации: сексуальной. В зале «От возлюбленной к колдунье» на одной стене размещены картины, где мужчины пристают к женщинам (по нынешним временам — харрасмент чистой воды), а на противоположной — переходят к следующей стадии. Здесь, конечно, главный эротический шедевр ГМИИ — «Геркулес и Омфала» Франсуа Буше, а рядом — «Прелюдия» Луи Леопольда Буальи. Имеется в виду прелюдия музыкальная, поскольку герои страстно целуются у клавесина, но испорченному зрителю напрашивается и иная трактовка названия.
Продолжение пикантного сюжета можно усмотреть в зале «Пять чувств»: в витрине размещен каталог Международной сюрреалистической выставки «Пожалуйста, трогайте» (1947), на обложке которого — поролоновая женская грудь, выполненная Марселем Дюшаном. Дизайнеры ГМИИ не отказали себе в удовольствии сделать точную копию этого барельефа и приклеить ее с внешней стороны витрины, снабдив призывом, идентичным названию книги. К тактильным моделям экспонатов мы уже привыкли — инклюзивность шагает семимильными. Но к таким вольностям — пока нет. Если сравнивать экспозицию Мартена с дамой, то это будет дама свободных нравов.
Обаятельного хулиганства здесь вообще много, что располагает к игровому восприятию проекта. Да и сам Мартен призывает отказаться от скучной серьезности, не скрывая желания поразвлечь зрителя. «Требуется сделать так, чтобы посещение музея доставляло такое же удовольствие, как посещение концерта классической или рок-музыки, а не имело единственной целью изучение истории искусства или музыки», — заявляет он. Получается? Вполне.
Проблема подхода в том, что произведения искусства при этом оказываются не более чем реквизитом в руках фокусника или жонглера. Наблюдая за работой циркового артиста, мы получаем удовольствие от самого его мастерства, той легкости и ловкости, с которыми он управляется с предметами, а вовсе не от предметов как таковых. Так и здесь: акцент смещается с художников и их идей на кураторские «сюжеты». И происходит подмена смыслов.
Например, очевидное и, казалось бы, безобидное сопоставление трех разноцветных прямоугольников (почти квадратов) Александра Родченко и знаменитой серии шутника XIX века Альфонса Алле, где черное поле в рамке подписано «Битва негров в пещере ночью», а красное — «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами», без специального комментария создает иллюзию, что русские авангардисты тоже веселились, а вовсе не строили искусство будущего. В свою очередь, жутковатый «Поцелуй» Пабло Пикассо с двумя головами, буквально пожирающими друг друга, воспринимается исключительно в контексте соседствующих с ним фривольных образов иных художников, хотя стоило бы вспомнить биографию самого испанского мэтра, любовь которого, как огонь, опаляла и травмировала его муз.
«Бывают странные сближенья…» — яркое воплощение понятия «кураторская выставка», уже закрепившегося в отечественном музейном лексиконе. Последние годы нас всё активнее убеждают, что недостаточно просто представить хорошие работы и грамотно их скомпоновать в пространстве; надо обязательно подтянуть всё это под неочевидную, но остроумную концепцию и выстроить замысловатую драматургию. И если раньше уровень выставки определялся количеством высококлассных экспонатов — произведений художников первой величины, то теперь едва ли не более важным становится не что показано, а как.
В таком подходе есть несомненный плюс: важность функции куратора больше ни у кого не вызывает сомнений. Идя на выставку, ценители искусства обращают на его имя не меньшее внимание, чем на список авторов произведений. И музеи отвечают запросу: времена шпалерной развески и скучных экспозиционных решений уходят в прошлое. Но проекты типа мартеновского как раз демонстрируют другую крайность: в них вовсе нет акцента на шедевры и имена. Напротив, здесь всё смешивается и уравнивается. Клод Моне размещается рядом с Анри-Жозефом Арпиньи — фигурой даже не второго, а третьего эшелона. А великий вангоговский «Пейзаж в Овере после дождя» — около проходного вида Яна Томаса ван Кесселя.
Впрочем, именно сегодня, в разгар пандемии, подобный подход оказывается невероятно удобен: музей может скомпоновать экспозицию, базируясь на собственном собрании и не боясь упреков в духе «а почему вы не привезли такую-то картину?». Кроме того, освежить взгляд на привычные вещи тем более полезно, когда музейный обмен затруднен. Вот только хочется надеяться, что кураторы-жонглеры не вытеснят кураторов-ювелиров, помнящих, что главное в их изделии, сколь угодно изысканном, — не оправа, а драгоценный камень.
Автор — кандидат искусствоведения, обозреватель «Известий»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
