
Черная вдова: помещица с Лубянки собственноручно пытала крестьян

2 октября 1768 года императрица Екатерина II подписала беспрецедентный по форме и суровости приговор. Обвиняемая Дарья Салтыкова была объявлена «уродом рода человеческаго», «душой совершенно богооступной», а также «мучительницей и душегубицей», за что приговаривалась к пожизненному покаянию и лишению всякого права на память — запрещалось упоминать о ее дворянском происхождении и связывать с «фамилиями отца и мужа». Императрица собственноручно зачеркнула в тексте указа местоимение «она», из чего был сделан вывод, что если бы это было в монаршей власти, то преступницу лишили бы и принадлежности к «прекрасному полу». «Известия» — о том, как история Салтычихи превратилась в миф и что нам достоверно известно о ее страшных преступлениях.
Имя нарицательное
Эта история стала обрастать небылицами еще при жизни самой осужденной. Дворовые и крестьяне ее поместий, конечно, рассказывали о жестокости своей барыни, а после нескольких пересказов по кабакам уже гуляли слухи о том, что молодая вдова ест человеческое мясо и пьет кровь младенцев. Со временем имя столбовой дворянки Дарьи Салтыковой исчезло из официальной истории, зато появилась страшная Салтычиха — сумасбродная жестокая старуха, что-то среднее между бабой-ягой и графом Дракулой, позже приобретшая еще и черты Пиковой дамы. Этот зловещий персонаж всё дальше уходил от реального прототипа, вдохновляя воображение художников, но мало интересуя историков.
Лишь почти столетие спустя деяния настоящей помещицы Салтыковой снова привлекли внимание специалистов — они стали серьезным аргументом в спорах об отмене крепостного права, которые в середине XIX века будоражили русское общество. Именно тогда появились первые серьезные работы, в которых были проанализированы многие тома уголовного дела, по сей день лежащие в архивах. После революции Салтычиха как символ бесчеловечного угнетения крестьянства попала во все школьные учебники, правда, умалчивалось, что этот случай был из ряда вон выходящим, а сама помещица понесла жесточайшее наказание.
В наши дни образ госпожи Салтыковой заиграл новыми красками — теперь она первый на Руси сексуальный маньяк-убийца и даже звезда телевизионных сериалов. Она существует в нескольких ипостасях, в которых правда и вымысел переплелись в весьма причудливый клубок. Впрочем, история настоящей Дарьи Салтыковой действительно весьма поучительна во многих смыслах — начиная от того, как вседозволенность и безнаказанность могут развращать человека, и заканчивая тем, какими бедами может обернуться коррупция в правоохранительной системе.
Набожная девушка из хорошей семьи
Дарья Николаевна родилась в семье не слишком родовитой, но известной и уважаемой, — ее дед Автомон Иванович Иванов хоть и был сыном приходского священника, при Петре I стал видным сановником, главой Поместного приказа. Вместе с сыном Николаем он был под Полтавой, причем во главе драгунского полка, снаряженного за собственные средства. Николай потом служил во флоте, а выйдя в отставку, спокойно жил в своем имении в окружении семьи. Угодья его располагались на юге от Москвы, в районе нынешнего Теплого Стана, а сама помещичья усадьба в Троицком — это современный поселок Мосрентген. По сей день там сохранился каскад прудов и храм, построенный на средства Автомона Ивановича. Дарья была средней из пяти сестер. Семья была набожная, часто ездила на богомолье и вносила крупные вклады в храмы, особенно в Ивановский монастырь, куда после смерти мужа уединилась бабушка Дарьи.
В девятнадцатилетнем возрасте, как положено, девицу выдали замуж. Жених был видный и родовитый — ротмистр Конногвардейского полка Глеб Алексеевич Салтыков. Вскоре у пары родился сын Федор, годом позже — еще один, нареченный Николаем. Но Глеб Алексеевич неожиданно простудился и умер, оставив 25-летнюю Дарью наследницей весьма внушительного состояния — помимо уже упомянутого Троицкого и еще нескольких сел в разных губерниях (ее приданого), вдове достался жилой дом в Москве в начале Сретенки, возле Лубянских ворот. Формально, наследниками числились сыновья, но опекуном стала Дарья Николаевна. Через некоторое время Федор и Николай были отправлены в престижные учебные заведения при гвардейских полках, и молодая вдова осталась совершенно одна. Возможно, это и был переломный момент. Позже следователи пытались узнать, проявлялись ли какие-то странности в ее поведении ранее, но выявить никаких отклонений не удалось.

Первые документально отмеченные случаи неадекватного поведения Салтыковой случились примерно через полгода после смерти мужа. Помещица била дворовых за нерадивость, что, впрочем, криминалом не считалось. Постепенно, но довольно быстро жестокие экзекуции за малейшие провинности стали нормой, а вскоре дело дошло и до убийств. Видимо, первой жертвой была Анисья Григорьева, которую в конце 1757 года забили батогами. Она была беременна, во время экзекуции случился выкидыш, а женщина скончалась. Священник соседней церкви Иван Иванов поначалу отказался отпевать и хоронить покойную без официального разрешения, а полицейский врач Николай Тележкин даже отметил на теле следы побоев. Более того, супруг Анисьи Трофим Степанов на допросе в полицейской канцелярии заявил о том, что его жена была убита помещицей Салтыковой! Но дело решилось удивительным образом: врач дал заключение, что смерть наступила от заражения крови, а Трофима Степанова объявили беглым, арестовали и вернули хозяйке. Донос же его признали ничтожным, якобы таким образом крепостной хотел оправдать свой побег. Степанова жестоко били батогами и сослали в дальнее имение Салтыковой, где он вскоре сгинул.
Такая безнаказанность совершенно помутила рассудок помещицы, и жестокие истязания продолжились и в городском доме Салтыковой, и в ее имении Троицком. Поводы для наказаний были совершенно ничтожные, а зверства становились всё изощреннее. Помещица лично била крепостных руками и разными предметами (особенно любила тяжелые поленья), таскала за волосы, зачастую вырывая их, жгла кипятком, свечкой и щипцами для волос. Она сформировала целую банду сподручных из дворни, которых называла на украинский манер «гайдуками». Эти злодеи безжалостно пороли несчастных, выставляли раздетыми на мороз, топили в бочках. Вина жертв нередко сводилась к неидеально помытым полам или неудачно приготовленному кофе.
Сама Салтыкова при этом вела совершенно обычный образ жизни. Она вращалась в московском свете и даже заводила романы: известно, что ее любовником был капитан Николай Андреевич Тютчев — дед знаменитого в поэта. Молодой человек занимался сверкой кадастровых границ имений, которые в те времена были достаточно условными, и так познакомился с молодой вдовой. Их отношения продлились как минимум три года.
Беглые крепостные и капитан Тютчев
Бесчинства Дарьи Салтыковой продолжались почти пять лет. Слухи по Москве ходили, но мер не предпринималось. И лишь в 1762 году полиция занялась этим делом, причем для этого потребовалось личное вмешательство императрицы Екатерины.
Как потом выяснит следствие, в московский департамент полиции крепостные Салтыковой обращались более двадцати раз, но все доносы заканчивались бедой для самих челобитчиков. И тогда Ермолай Ильин и Савелий Мартынов решились на отчаянный шаг — добраться до столицы и передать жалобу только что занявшему престол императору Петру. У обоих мужиков Салтыкова убила жен, причем у личного конюха барыни Ильина это была третья жена, которую уморила помещица. Он был в отчаянии, обещал отомстить, за что был посажен в специальный подвал, фактически в частную тюрьму Салтыковой. Чтобы выйти, Ермолаю пришлось притворно раскаяться, после чего они вместе с Мартыновым бежали и отправились в Петербург.
История умалчивает, как двум беглым крепостным удалось добраться до Петербурга и каким образом они умудрились передать прошение императрице. Случилось это летом 1762 года, вскоре после ее восшествия на престол. Прошение было принято и передано в юстиц-коллегию, после чего по инстанции вернулось в Москву. Вероятно, одновременно в столицу пришла и жалоба капитана Тютчева — он собрался жениться и разорвал отношения с Салтыковой, после чего отвергнутая помещица стала мстить. Сначала ее крепостные пытались сжечь дом Тютчева, а затем помещица приказала устроить в лесу засаду на капитана и его невесту. Тютчев об этом узнал (крестьяне Салтыковой, которые не хотели совершать преступление, тайком ему сообщили), обратился по инстанции и ему выделили в охрану отряд драгун. После этого он написал донос в полицию.
Следствие покажет
Началось следствие, которое было поручено надворному советнику Степану Волкову — честному сыскарю простого происхождения, дослужившемуся до наследственного дворянства. В помощь ему отрядили грузинского князя Дмитрия Цицианова — он был в том же чине (равном армейскому подполковнику), но имел меньше следственного опыта.
О том, что преступления Салтыковой реальны и чудовищны, Волков понял после первых же допросов. Весьма подозрительной выглядела смерть почти полутора сотен крепостных, в основном молодых женщин — они или неожиданно умирали от неведомых болезней или были отосланы в дальние деревни и там пропали. Проблема же была в том, что свидетелями преступлений были лишь неграмотные крестьяне и дворовые, слово которых против слова столбовой дворянки веса не имело. Сама же помещица любые правонарушения отрицала.
Но Волков готов был идти до конца и, видимо, получил какие-то особые распоряжения от императрицы. То обстоятельство, что преступления Салтыковой столько лет не расследовались, в данном случае приобретали иной смысл — новая правительница могла показать себя во всей красе и продемонстрировать направленность своей просвещенной политики. Тем более что дальний родственник преступницы Сергей Салтыков был очень близким человеком к императору Петру III, его камергером и личным другом. Екатерина относилась к этому легкомысленному светскому повесе гораздо прохладнее (слухи о том, что они были любовниками, не имеют документальных подтверждений) и могла использовать скандал с его родственницей как лишнее подтверждение недееспособности свергнутого супруга. Кстати, сам Сергей Салтыков к этому времени уже уехал посланником в Европу и никакой роли в истории с Дарьей Николаевной не играл.
«Пыток не чинить»
Сведений о преступлениях было предостаточно, но доказательная база никак не собиралась. Салтыкова держалась уверенно и отказывалась признавать любые злодеяния, в департаменте полиции ее поддерживали, уверяя, что все былые жалобы крестьян были беспочвенными оговорами. Холопы, видя, что хозяйка совершенно суда не боится, свидетельствовать против нее отказывались. Для усиления позиций следствия Волков через юстиц-коллегию запросил в сенате разрешения применить к Салтыковой меры физического воздействия. Пытку гуманная императрица следователям не разрешила, но использовать ее в качестве угрозы дозволила.
Салтыкова была взята под стражу, однако ни прямые запугивания от дознавателей, ни уговоры священника, просившего не вынуждать следствие прибегать к крайним и богопротивным мерам, на Салтыкову не действовали — она упорно отказывалась каяться. Следователи даже устроили спектакль: доставили подозреваемую в пыточную камеру, где на ее глазах мучили какого-то разбойника. Салтыкова смотрела на это совершенно спокойно. И даже когда всё было готово к началу экзекуции над ней самой, помещица заявила, что вины не признает и оговаривать себя не станет.
Поскольку «расколоть» злодейку не удалось, следователи пошли другим путем. По их ходатайству Салтыкова была отстранена от управления поместьями и лишена права распоряжаться деньгами. Опекуном над имуществом сыновей был назначен сенатор Сабуров. Таким образом, помещица лишилась возможности угрожать своим холопам и подкупать чиновников, после чего следователи перешли к решительным действиям, а именно, к тотальному обыску. Многочисленная команда солдат и полицейских под командованием Волкова окружила дом Салтыковой на Сретенке, после чего все бумаги были подвергнуты досмотру, а все люди допрошены. Одновременно такой же обыск князь Цицианов проводил в имении Троицком.
Только в Троицком и окрестных селах было опрошено более 300 человек. Пытки не применялись, но давление было значительным. Одни крестьяне что-то видели, другие — что-то слышали. Картина получалась страшная. Кроме того, следователям удалось найти бухгалтерские книги, в которых отмечались все «дары», которые Салтыкова подносила московскому полицейскому начальству. В числе лиц, получавших ценные подарки и деньги, значились начальник полицеймейстерской канцелярии, действительный статский советник Андрей Иванович Молчанов, прокурор Сыскного приказа Федор Хвощинский, присутствующие Сыскного приказа, надворные советники Лев Вельяминов-Зернов и Петр Михайловский, секретарь Тайной конторы Иван Яров, актуариус Сыскного приказа Иван Пафнутьев и другие чиновники. С одной стороны, это объясняло, почему жалобы на Салтыкову оставались без удовлетворения, а с другой — дело приобретало совершенно новый, коррупционный характер.
Дело шло долго — почти три года. За это время реформаторский пыл молодой императрицы, столкнувшейся с российскими реалиями, стал несколько остывать. Из высокопоставленных московских чиновников никто виновным себя не признал, Салтыкова против них свидетельствовать отказалась. В итоге из полицейского начальства лично никто не пострадал, разве что некоторые карьеры были подпорчены. Салтыкова же всё это время оставалась под стражей и, хотя так и не признала себя виновной, преступления ее сочли полностью доказанными.
Понимая особое внимание к этому делу, Волков действовал очень осторожно и в конечное заключение внес только те случаи, которые имели неопровержимые доказательства. Поэтому, хотя в деле упоминалось о 138 погибших, в обвинительном заключении было указано, что Дарья Салтыкова «несомненно повинна» в смерти 38 человек и «оставлена в подозрении» относительно виновности в смерти еще 26 человек. Пострадавшими от истязаний были признаны 75 человек, но доказать, что они умерли именно в результате побоев, следствие не смогло, сам же факт телесного наказания крепостных преступлением не являлся. А вот обвинение в каннибализме с Салтыковой было снято, в деле это было оговорено особо.
Погребенная заживо
Весной 1765 года следствие в московской юстиц-коллегии было формально окончено и направлено в Шестой Департамент Правительствующего Сената. Там оно еще три года находилось в ожидании рассмотрения, после чего сенаторы вынесли вердикт — следствие проведено грамотно, сомнений в виновности Салтыковой нет. Однако выносить приговор сенаторы не стали, передав свое заключение Екатерине для принятия решения. Это лишний раз подтверждает, что инициатором расследования была именно императрица. В итоге и указ о приговоре составляла она лично.
Екатерина решила придать наказанию демонстративный характер. Все московские дворяне получили приглашение на экзекуцию, объявления были развешаны на перекрестках, глашатаи на площадях оповещали прохожих. 17 октября 1768 года Красная площадь была полна. В 11 часов к Лобному месту в сопровождении караула конных гусар прибыл черный возок в котором под охраной гренадеров с обнаженными шпагами была доставлена облаченная в рубище Салтыкова. Она была цепями прикована к столбу, на шею ей надели большой деревянный щит с надписью «мучительница и душегубица». После оглашения указа императрицы на Лобном месте приступили к наказанию подельников Салтыковой — священника Троицкой церкви Петрова и двоих «гайдуков» помещицы. Все трое были биты кнутом, заклеймены и сосланы на каторжные работы в Сибирь.
Преступницу же после часа стояния у столба под воинским караулом доставили в Ивановский женский монастырь (на Кулишках), где «похоронили заживо». Для нее была подготовлена специальная подземная «покаянная» камера без окон — света в ней не было, свечу разрешалось ставить только на время еды, а общаться заключенной дозволялось лишь с настоятельницей и одной монахиней, которая приносила скудную монастырскую пищу. Прогулки были запрещены, как и любое иное общение с внешним миром. По большим церковным праздникам узницу по специально сделанному дощатому коридору отводили к небольшому окошку в стене храма, через которое она могла прослушать литургию. Общение с людьми было исключено.
Несмотря на жестокие условия, Салтычиха даже пережила Екатерину и умерла в 1801 году, после 33 лет заточения. Она так и не покинула стен монастыря, хотя режим содержания спустя десять лет немного смягчили и перевели Салтычиху в каменную пристройку с окном. Похоронили бывшую помещицу в Донском монастыре рядом с ее сыном.