Спустя месяц после инаугурации Джозефа Байдена власти Ирана сократили транспарентность ядерной программы вопреки Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД), который они заключили в 2015 году. Парадокс в том, что даже после выхода Дональда Трампа из соглашения Иран год соблюдал его в полном объеме и не вышел из него ни после убийства генерала Касема Солеймани, ни после убийства ученого-ядерщика Мохсена Фахризаде. Зато после того как США заявили о стремлении вернуться в сделку, Иран сделал шаг в противоположную сторону.
Нет сомнений в том, что Иран хочет восстановить соглашение — только это позволит снять удушающие национальную экономику санкции. Если до подписания СВПД доллар США стоил чуть больше 30 тыс. иранских риалов, то накануне президентских выборов 2020 года в США он торговался в 10 раз дороже. Но вернуться к дотрамповским временам «по умолчанию» не позволяют четыре фактора.
Во-первых, в Иране не хотят быть обманутыми дважды. Страна уменьшила объемы обогащенного урана, процент его обогащения и количество центрифуг, залил цементом ядро тяжеловодного реактора в Араке и выполнил другие обязательства по ядерному соглашению, а спустя два года новый президент США безнаказанно восстановил антииранские санкции и ввел новые — росчерком пера. Механизм разрешения споров по СВПД был сконструирован так, чтобы наказать Иран полуавтоматическим возвратом санкций ООН (snap-back), если тот выйдет из соглашения первым, но никто не предполагал, что это соглашение покинут США. Иран хочет застраховать себя от того, что они вновь станут соблюдать условия сделки без позитивного экономического эффекта от снятия санкций.
Во-вторых, ядерный вопрос стал частью предвыборной кампании кандидатов в президенты Ирана. В 2013 году Хасан Роухани пришел к власти с обещанием снять антииранские санкции. Спустя восемь лет в прошлое вместо них уходит сам президент — третий раз нельзя избираться. Один из ведущих кандидатов — посетивший недавно Москву председатель иранского парламента Мохаммад Багер Галибаф. После парламентских выборов 2020 года законодательную власть контролируют консерваторы, которые умело пользуются неудачами президента-реформатора, набирая политические очки. Главный ход меджлиса нового созыва — принятие закона о стратегических действиях по отмене санкций, который вынуждает правительство наращивать ядерную программу и сокращать ее прозрачность вопреки СВПД до тех пор, пока США не отменят санкции против Ирана.
В среде специалистов по вопросам ядерного нераспространения и контроля над вооружениями иранский однопалатный парламент выглядит теперь даже мощнее российского двухпалатного. На закрытых российско-американских семинарах эксперты из США традиционно сетовали на то, как трудно Белому дому согласовывать с конгрессом международные договоренности, и приуменьшали роль парламента во внешней политике стран, которых они считают недемократическими.
В ответ российские эксперты, повторяя заявления дипломатов, проводили ликбез по ратификации международных договоров в Госдуме и Совете Федерации и уверяли, что продление последнего российско-американского договора по контролю над вооружениями займет не меньше 45 дней. А после убийства Мохсена Фахризаде российские эксперты предупреждали, что правительство Хасана Роухани не сможет игнорировать законопроект меджлиса и будет вынуждено нарушать все больше условий СВПД.
Скепсис американских специалистов в отношении российского парламента уже не преодолеть — обе палаты смогли уложить «многомесячную» процедуру ратификации в один день. С иранским парламентом оказалось сложнее: закон приняли, и за его несоблюдение может грозить уголовная ответственность. Чтобы понимать, как будет развиваться ядерная программа Ирана, отныне недостаточно читать Twitter верховного лидера, президента и министра иностранных дел Ирана. Придется подписаться и на спикера парламента.
В-третьих, руководство Ирана — как и США — стремится сохранить лицо. Тегеран никогда не выходил из соглашения, не ему и возвращаться первым — пусть действует Вашингтон. Если же Роухани пойдет наперекор парламентской инициативе, он выступит уже не против Галибафа, а против самого Али Хаменеи: на этапе, когда законопроект стал законом, стало ясно, что его поддерживает верховный главнокомандующий — а значит, по его камертону будут настраивать консенсус всей политической системы. И если Иран пригрозил сократить доступ инспекторов МАГАТЭ к ядерным объектам, то нужно сдержать обещание — так и произошло.
Четвертая проблема техническая — нужно согласовать план мер по возвращению в СВПД, но политические разногласия между Ираном и США мешают этому процессу. У администрации Байдена три месяца, чтобы вернуться в план действий и добиться его полного соблюдения Тегераном, иначе власти Ирана уничтожат мониторинговые данные о состоянии ядерной программы, к которым по условиям сделки имели доступ инспекторы МАГАТЭ.
Прогнозы по поводу того, как скоро Иран накопит достаточно материала для создания одного ядерного боезаряда (break-out time), популярны среди противников Ирана, но не имеют основания до тех пор, пока у МАГАТЭ есть полная картина иранской ядерной программы. Интерес России как раз заключается в том, чтобы действие СВПД и дополнительного протокола к соглашению о гарантиях МАГАТЭ было восстановлено. Москве разве что больше ядерных материалов из Ирана вывозить, когда Вашингтону и Тегерану удастся договориться. Чем бы противники ни тешились, лишь бы у наших границ не воевали.
Автор — аналитик Института международных исследований МГИМО МИД России
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
