«Макбет» с «Вороном» дружил

В Москве гастролирует Александринский театр. Расписание плотное — спектакли идут на двух площадках. Обозреватели «Известий» выяснили, что в воскресный вечер петербуржцев более всего интересовали темы театра в жизни и жизни в театре.

Кинопобеда Шекспира

Центр имени Мейерхольда, где давали «Макбета» в постановке Кшиштофа Гарбачевского, интеллигентная публика брала осадой. Спектакль заявили всего один, а желающих взглянуть на супертехнологичную постановку набралось на десяток. Масла в огонь подлил глава Александринки-2 Марат Гацалов, представивший «Макбета» как некое режиссерское чудо. 

— Хорошо, что успели договориться с Кшиштофом заранее, сейчас его умения востребованы во многих театрах, — искренне порадовался руководитель.

Европейскую славу молодому режиссеру принесли находки в области использования медиатехнологий. Сам он называет свои спектакли «театральными инсталляциями». Выглядят они как сочетание «живого плана», т.е. старой доброй актерской игры, и трансляции в формате live streaming — видеозаписи обыденной жизни.

Гарбачевский, найдя свою нишу, стремится использовать ее ресурс на полную мощность. Поэтому прилагает свое «живое и экранное» к разным темам и жанрам. Другое дело, что само по себе это сочетание — не более чем прием и не ко всякому материалу подходит.

К счастью для зрителя, «Макбет» — тот случай, когда литературный оригинал не сопротивляется, и при известной сноровке, которой Гарбачевскому не занимать, идет автору навстречу. Демонстрирует, так сказать, податливость и желание раствориться в режиссерской концепции.

Режиссер, в свою очередь, мудро не пытается объять необъятное и «лайфстримизировать» мощную шекспировскую конструкцию. За кадром остаются сражения и государственные дела, на первый план выходит личное и частное, собственно, как и предусмотрено правилами игры.

Но и в личном-частном многие режиссеры плутают. Да и зрителю трудновато ориентироваться в пьесе, где явь переплетена с вымыслов, здравые рассуждения — с безумным бредом, ведьмы выглядят нормальными женщинами, а матери семейств — исчадиями ада. Но если смотреть на драматургию глазами Гарбачевского, всё становится на свои места.   

Мир — театр, люди в нем актеры, якобы сказал Шекспир. Тут всё наоборот. Театр — мир, а актеры — еще и люди. Актерам отдана сцена, людям — экран. И не надо верить актерским заявлениям о том, что роли не имеют к ним никакого отношения: профессия, мол, ничего личного. На самом деле вжиться в роль и не выйти из нее, по Гарбачевскому, самое естественное актерское состояние.

Труппа бродячих комедиантов возит по городам и весям «Макбета». На полсцены развернут надувной помост, он же замок. Реквизит тоже надувной, короны — картонные. В общем, дешево и сердито. Играть бы и играть на радость публике, да вот незадача — очень нервные попались актеры (крупный план на экране слева). Переживают, стоя за кулисами и глядя на сцену, где казнят изменника — Кавдорского тана.

Выстрел, другой, третий. Пейнтбольные вспышки расцвечивают пестрый костюм. Тан картинно падает, а коллеги, утерев слезы, отправляются ужинать. Во главе стола король Дункан, он же директор (Виктория Воробьева). Ничего, что в женском обличье. У Шекспира дам играли мужчины, у Гарбачевского в мужских ролях хороши женщины.

Далее по тексту — борьба за первенство в отдельно взятой труппе. Размышления леди Макбет (Ольга Белинская) и сомнения Макбета (Алексей Фролов). Сонный трейлер, где спят вповалку. Убийство Дункана. Но без воспетых Шекспиром кинжалов и потоков крови. Патетика для сцены, а для лайфстриминга лучшего, чем подушка, орудия убийства не сыскать.

Макбеты обретают власть и влияние, склоки продолжаются. Неприглядное «личное» перемежается высокими выходами в профессию. На сцене — неторопливая поступь, поставленные голоса, эксперименты с лексикой (часть текста звучит по-польски) и апофеоз — супербродвейская ария Гекаты. 

На экране — трясущиеся руки, перекошенные лица, бьющиеся в корчах тела. После предельно натуралистичной сцены сумасшествия леди Макбет на сцену смотреть уже неинтересно. Амплитуда не впечатляет, хотя и сидишь в двух метрах от актеров.

Ну а кто ждал иного? Жизнь всегда сильнее и неожиданнее театра. И в отличие от спектакля никогда не кончается. Умирает леди Макбет — но жив, хотя и не вполне здоров ее супруг. Правда, в профессии ему уже не реализоваться, по крайней мере, в этот вечер. С громким шипением сдувается декорация. А вместе с ней и вся история.

На поклоны актеры выходят, надев пестрые комедиантские одеяния. Признание в любви к театру? Не исключено. Но в общем и целом кино в этом поединке оказывается сильнее.

Преображение Гоцци

Александринский театр представил на исторической сцене МХТ им. А.П. Чехова спектакль «Ворон» по одноименной пьесе Карло Гоцци. Несколько сотен москвичей и гостей столицы, пожелавших увидеть нашумевшую постановку режиссера Николая Рощина, премьера которой в Санкт-Петербурге состоялась в сентябре прошлого года, обеспечили показу аншлаг. 

Сценическая история русскоязычных постановок одной из самых знаменитых фьяб итальянского драматурга началась после появления перевода Михаила Лозинского. В 1980-е годы «Ворон» шел на сцене Московского театра Сатиры, а спустя 10 лет в Театре драмы и комедии в Ленинграде в постановке Геннадия Тростянецкого. Наибольшую популярность и признание театралов «Ворон» обрел в интерпретации режиссера Григория Дитяковского в Малом драматическом театре Санкт-Петербурга. 

В отличие от предшественников режиссер Николай Рощин отказался от карнавальности и свойственной жанру фьябы импровизации. Сказочные костюмы уступили место однообразным смокингам и белым воротничкам. Единственной компенсацией строгим одеяниям служат столь любимые Гоцци маски, скрывающие лица всех без исключения актеров труппы. 

— Драмы Карло Гоцци изначально создавались вопреки социальным пьесам Гольдони. Такие попытки ухода от поверхностной актуальности и стремление создавать театр, который не опирается на современные житейские, политические, идеологические мотивы, — близки моему пониманию природы сценической правды, — пояснил Николай Рощин. 

Тем не менее режиссер всё же ввел в спектакль новый персонаж — самозванку (Полина Теплякова), в уста которой вложена речь, объясняющая популярность подобных спектаклей: «Я знаю, что ваша страна сейчас переживает бурное время. Я бы хотела пожелать всем, чтобы, несмотря ни на что, всё доброе и талантливое всегда побеждало в реальной жизни, а не только на сцене в волшебных драмах Карло Гоцци».

К теме российской действительности Рощин обратился и в свадебной речи помощницы главного героя Дженнаро (Тихон Жизневский) Панталоны (Елена Немзер). В лучших традициях буффонады Панталона повествует о деревенской жизни и застольях с картошкой и квашеной капустой, сопровождавшихся полным бескультурьем.

Любая трагическая сцена заканчивается клоунадой — зрители смеются. Даже сцены кровавой расправы над служанкой принцессы Армилы и жертвенное убийство последней королем Миллоном (Александр Поламишев) представлены в шутовской манере. Брызжущий из ран пострадавших томатный сок только усиливает комический эффект. 

В финале актеры спектакля снимают маски, удовлетворив интерес заинтригованной публики. Дабы лучше рассмотреть лица исполнителей, зрители вызвали труппу на поклон целых пять раз.