«Свобода слова сыграла злую шутку с Charlie Hebdo»

Печально известный французский сатирический журнал Charlie Hebdo вновь опубликовал провокационную карикатуру, которая вызвала резкую критику со стороны мировой общественности. На этот раз на рисунке был изображен сирийский мальчик Айлан Курди, погибший во время миграции в Европу. Популярный сетевой художник-иллюстратор Виталий Подвицкий, которого одни называют преемником Кукрыникосов, а другие — конформистом, рассказал «Известиям», почему Charlie Hebdo продолжает публиковать скандальные работы, несмотря ни на что, а также зачем он «рисует против Запада» и почему карикатуры на Евгению Васильеву не пользуются популярностью.

— Что сегодня представляет собой карикатура, жива ли она как жанр?

— Еще как жива, но действовать карикатуристам теперь нужно очень оперативно. Если нарисовать гениальную картинку без привязки к событию — ничего не произойдет. Она не вызовет интерес или резонанс. Карикатуристу сегодня сложно работать самому по себе. Для того чтобы реализоваться, художнику лучше работать в команде. Для меня это значит работать в редакции.

— Почему вы решили заниматься политической карикатурой?

— Я поработал в огромном количестве разнообразных изданий — от бульварной прессы до ущербных проамериканских экологических проектов. Сейчас я пришел к выводу, что всё было не зря и я многому научился в этой школе жизни. К политкарикатуре меня фактически привела Олимпиада в Сочи. За неделю до Игр я мониторил западные СМИ и обнаружил очень мощный и гнусный фон по отношению к Играм и, соответственно, к России. Это подавалось так, что Россия не Олимпиаду проводит, а какое-то варварско-путинское сборище бедолаг. К своему удивлению обнаружил, что отечественная либеральная интеллигенция работает в том же негативном ключе. Информация подавалась, мягко говоря, некорректно, и меня это сильно задело. После Олимпийских игр был Крым, и этот период стал для меня переломным: я решил, что называется, «вписаться» за страну.

— Что именно на вас повлияло?

— Мне стали писать люди из Крыма, чтобы я нарисовал что-то про них и то, что происходило. Они искали какую-то помощь в российском информационном пространстве. Всё это меня вдохновило. Я начал рисовать и выкладывал в Сеть какие-то креативы, и это сразу вызвало неожиданно бурный  ответ — и здесь, и на Западе. Когда реакцией на рисунки стали негодование, троллинг и даже угрозы, я понял, что мой выстрел попал в цель. Впервые я почувствовал ответственность за страну и осознал, что делаю, как делаю и для кого. Сегодня я занимаю свою скромную нишу в информационной войне. В моем случае художник — это снайпер, который одним выстрелом может нанести большой урон противнику. Под противником я понимаю некую информационную ложь, которая идет со стороны западных СМИ.

— Получается, что ваша задача заключается в том, чтобы защищать отечественное информационное пространство и читателя?

— Моя задача — транслировать российскую точку зрения через карикатуру. Сверхзадачу по защите Родины никто не ставил, но она очевидна и понятна любому человеку, который хотел бы работать в государственном СМИ. Должен ли я отражать позицию руководства страны? В принципе я могу рисовать всё, что хочу. Я чувствую доверие редактора, а он доверяет моим возможностям и дает мне свободу действий. Но конечно, есть определенная субординация и коридор возможностей. К тому же сегодня читатели очень требовательны к информации. И вообще, если уж и стараться, то ради читателей. Своих, особенно сетевых, я очень люблю.

— Вас критикуют за то, что вы делаете карикатуры по одним информационным поводам, но не делаете по другим, то есть придерживаетесь определенного курса.

— В данном случае я ориентируюсь на читателей. Мои рисунки смотрит примерно 1,5 млн уникальных посетителей в месяц. Если я нарисую что-то, что не будет соответствовать требованиям информационного фона, читать перестанут и меня, и, что хуже, издание. Нужно очень осторожно подходить к вопросу выбора темы. Художник и читатель — семья. Поэтому важно рисовать то, что востребовано аудиторией, которая сегодня всё больше думает и все меньше реагирует на горячие, непроверенные новости. Но в принципе под карикатуру может подойти любая новость, облаченная в грамотный текст.

— Вы бы согласились нарисовать часы Дмитрия Пескова?

— Без проблем могу обсмеять часы Пескова, если буду уверен в том, что такой рисунок найдет читателя. Будет отличный текст, будет и хорошая картинка. К тому же зачастую еще проблема в том, что никто не смотрит такие рисунки. Например, не было никакой реакции на серию работ про Евгению Васильеву. Количество просмотров и обсуждений в сравнении с работами о санкциях было мизерным. 

— Почему именно карикатуры о войне пользуются большой популярностью?

— Войны принесли человеку различные страхи. Мы смотрим на происходящее и транслируем на себя: «А что если я или мои родные?» Это заставляет давать оценку происходящему и выбирать чью-то сторону. Лично я считаю, что имею право давать оценку украинским событиям. Я родился в Беларуси, вырос на Украине, служил в советской армии, живу в России. Во всяком случае, права я имею уж точно больше, чем, скажем, Виктория Нуланд. Она не ловила рыбу в Днепре, не ездила на велосипеде и не бегала босиком по улицам Кременчуга. В своих работах я обращаюсь к тем, кто страдает от войн, и пытаюсь их поддержать.

— Для вас существует граница, через которую нельзя переступать, или всё позволено, как в случае Charlie Hebdo?

— Конечно, существует. В свое время в каких только Charlie я не работал. Сегодня я стал консервативнее и спокойнее, я христианин. Минуя все нюансы французской журналистики, в истории с Charlie злую шутку сыграла именно свобода слова. Получилось, что традиция Charlie встретилась с другой традицией. Убили дураков, которые по глупости перешли определенную черту и встали на пути вооруженных идиотов. Произошла встреча человеческой глупости и человеческой «упоротости» — встретились два безумия. Надо понимать, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Страдание в современно мире гораздо легче принести морально, чем физически. Злой же насмешкой в этой истории выглядит то, что в итоге Charlie заработал на злополучной карикатуре миллионы. Люди погибли, а кто-то снял сливки.

— Новая карикатура Charlie, изображающая сирийского мальчика и высмеивающая его религию, вызвала резкий негатив со стороны общества. Получается, что нападение на редакцию только подстегнуло издание?

— Помойка в голове как была, так и осталась. Я всё это творчество без границ прошел еще в молодости, переболел давно. Понимаете, эта евротоска по неограниченной свободе самовыражения происходит от отсутствия Бога внутри. Нет никаких границ, и, стало быть, позволено всё. И я думаю, что они не остановятся, так как нравственные ориентиры в Европе уже потеряны. Есть такое слово в русском языке: глумиться. Вот, оно точно подходит для описания этого. Когда случилась январская трагедия, в России, в стане художников, целое движение поднималось в защиту достоинства погибших карикатуристов. Я отказался участвовать. Мне стали приходить письма с просьбой поддержать, не допустить, присоединиться и вообще озвучить свою позицию. Я просто нарисовал то, что думаю, и повесил пост, чтобы отстали. Конечно же, я не Charlie. Мне такая бессовестная свобода совести не нужна, потому что я человек и нахожусь в мире людей, у которых есть сердце, душа и достоинство. Я живу в России, где нравственные ориентиры еще сильны. Меня это радует.

— Однако журнал «Крокодил», с которым ваши работы часто сравнивают, тоже публиковал карикатуры на религиозную тему. Насколько вам вообще близка советская карикатура?

— Откровенно говоря, я учился у американцев. Дело в том, что у них карикатура близка к комиксу. Там наблюдается своеобразный синтез карикатуры и иллюстрации, что мне нравится. От художника требуется мультисистемность, умение рисовать в различных техниках и жанрах. «Крокодил» я безумно люблю, но мне кажется, что наша графика в советское время была ограничена политической конъюнктурой. Что ж, такое время было.

— Почему вы используете образ медведя для маркировки России?

— Это большой, умный и справедливый зверь. Милый, добрый Миша, но с острыми когтями. Щипнешь — потом не обижайся. В итоге он всё равно пожалеет своего обидчика: залижет раны своим огромным языком, обнимет, согреет. Я рисую и для проекта Sputnik, который работает на западную аудиторию. Туда мы стараемся не транслировать образ медведя, потому что для Запада это тупой, злой, неуклюжий, жестокий хищник, на которого можно только охотиться.

— Какое место Россия занимает в западной политической карикатуре?

— Россия в повестке редакционных карикатуристов на 120-м месте. Зачастую их больше волнует ангина у бейсболиста, чем конфликт на Украине. Но если тема России возникает, то только в негативном ключе. Например, Путин не просто сбил Boeing — он сожрал его на лету. Критикуют, конечно, и своих политиков, в зависимости от того, в чьей собственности издание, но Россия в любом случае — монстр. Когда речь шла об Олимпиаде в Сочи, то на рисунках было изображено адово сборище, которому противостоит доброе ЛГБТ-семейство. Ну и так далее. Что же касается Крыма, с точки зрения американцев, то это что-то, что опять сожрал Путин. Так что западная политическая карикатура работает на Запад. И удивляться нечему.

— На чем основано такое отношение к России?

— Мы отличаемся от них, чем одновременно пугаем и маним. Для них мы непредсказуемые, а они этого боятся. Мы душевные, их это коробит, потому что в них слишком много рационального. Русский человек мне очень симпатичен. Есть над чем работать, конечно, но тем не менее. Я вот сужу по своим читателям — и поругают, и полюбят, но прежде всего полюбят. Русский человек — милостивый и искренний. Мне очень нравится, что в стране идет противодействие откровенной лжи и агрессии, идущей с Запада. Благодаря различным инициативам правительства в России появилось много патриотичной, интеллигентной и образованной молодежи. Организации вроде «Молодой гвардии» — золотое поколение. Со многими там дружу. Некоторое время назад они, кстати, организовали мне выставку.

— Как вы выбираете темы, откуда черпаете вдохновение?

— Мне неинтересно работать без задачи. Я дитя редакционного ритма, работал в различных изданиях и на множестве должностей с 1994 года. Технику привили верстальщики, образы помогали создавать редакторы. В «России сегодня» работают мегапрофессионалы, скажем, Вероника Крашенинникова и Дмитрий Киселев. Это очень крутые люди, настоящие богатыри на информационном поле. «Россия сегодня» — это действительно мощный институт отработки информации. Хочу подчеркнуть, что там идет не создание информации, а ее добыча и переработка. У нас сильные редакторы и грамотные журналисты. Мне же не важно, даст редактор задание или я сам предложу тему. Главные критерии — достоверность информации и общественное внимание к поднимаемой в рисунке проблеме.

— Киселев пострадал за поддержку позиции России по отношению Украине. Готовы ли вы попасть под санкции?

— Думаю, что Дмитрий Константинович спокойно к этому относится. Я же готов к санкциям. Арестуйте мои зарубежные счета, заберите виллы и замки вместе с прислугой. Конечно, если найдете. Сегодня меня интересуют только две страны — Россия и Беларусь. Без вариантов. Я живу на два дома и ни на что не променяю свои Родины. Меня мало что интересует из благ западной цивилизации. Нельзя менять свою идентичность, свою правду на бумажный мусор. Это как в стишке: «Всё просто по сути, мы правды хотим. Поэтому Путин, поэтому Крым…» Путин, на мой взгляд, дал людям не ответы, а сформулировал национальную идею, вопросы, на которые мы сами и ответили. Ответили — и осознали себя подлинно великой страной. Оказалось, что мы не готовы рушить что-то ради интересов какого-то заокеанского дяди. Мы почувствовали ответственность за страну. На том и стоим, то и рисуем.