«Кто любит Россию, тот должен желать для нее свободы», — процитировал президент фразу своего любимого русского философа Ивана Ильина, и это высказывание обречено стать основанием новой идеологии. Философ утверждал, что свобода в данном случае мыслится трояко: речь идет прежде всего о свободе для России, свободе от внешних сил, затем — о свободе для народов России и, наконец, о свободе для русских людей «как множества духовных и хозяйственных личностей». Свобода триедина — это внешняя и внутренняя свобода, свобода для отдельных людей и для национально-культурных организмов.
Наверняка Ильина процитируют вслед за президентом еще много-много раз, и не исключаю, что автор «Аксиом религиозного опыта» и «Наших задач» снова войдет в философскую моду, чуть потеснив героя предыдущего послания — философа Николая Бердяева. Я ничуть не удивился, когда через пять минут после окончания оглашения послания автора этих строк уже пригласили на международную конференцию, посвященную памяти Ивана Александровича.
Тем не менее интересно не то, в чем Ильин был прав, а в чем он ошибался. Ошибался трагически. В той самой статье из сборника «Наши задачи», откуда президент России взял эти действительно яркие строки, Ильин выражал даже не надежду, а уверенность, что «старый спор между «либералами» и «антилибералами» потерял свой былой смысл». Ильин имел в виду, что воцарившийся в его стране тоталитарный режим, созданный силами анархии, доказал всему миру, что истинная опасность делу свободы исходила в России от сил революции, а не сил консерватизма и реакции. Что консерваторы, как могли, защищали вместе со «старым порядком» ту самую «свободу», за которую так безрассудно боролись враги прежней, царской, власти.
Увы, история показала, что она мало чего может доказать и на ее уроках мало кто готов учиться. Революционеры конца 1980-х и начала 1990-х громили остатки прежней власти и вместе с ней остатки имперского могущества России в том числе с цитатами из белогвардейца Ильина на устах. Конечно, в этот раз на обломках старого режима уже не возникло тоталитарного государства: России пришлось расплатиться за новую революцию не столько «внутренней», сколько в основном «внешней» свободой. Теми самыми «международной независимостью» и «державной самостоятельностью», которые Ильин, и вслед за ним Путин, выделяли в качестве приоритетных признаков этой идеи. На десятилетие Россия оказалась — по объективным причинам — вычеркнута из списка подлинно суверенных государств.
И вот восстановление национальной самостоятельности, а оно, конечно, не было полностью беспроблемным и оно задевало интересы очень мощных элитных групп, тут же породило фронду в среде клиентелы этих групп, и представители данной клиентелы на все лады стали говорить примерно одно и то же: что державной самостоятельностью сыт не будешь, что ее на бутерброд не намажешь, каждого человека интересует только то, что у него в кошельке и в холодильнике, а кто не таков, тот требует либерального перевоспитания. И, увы, те, кого затошнило от подобных разговоров, с ностальгией и явной симпатией начали посматривать в сторону того самого «тоталитарного государства», общая ненависть к которому, как надеялся Ильин, должна была примирить либералов и антилибералов.
Как мы уже говорили, Ильин в этом случае ошибался, и две грани выделенной им идеи свободы — национальная и индивидуальная — разошлись в посткоммунистической России по разным лагерям политического спектра. Увы, это очень видно по всей нашей публицистике. Либерализм почти всегда у нас предполагает лояльность Западу — если не открытую, то на уровне фиги в кармане. Типа — зачем было бороться за Украину, когда надо было бороться за «Южный поток»? Зачем увеличивать расходы на оборону, когда в «Сколково» еще не появился свой Цукерберг?
И, напротив, уязвленное национально-государственным равнодушием либеральной среды наше патриотическое сознание за эти годы медленно эволюционировало в сторону любви к Сталину и сочувствия к ГУЛАГу.
Россия — лидерская страна. Любое мнение лидера страны немедленно оказывается почти что инструкцией к действию. Лидеру пытаются подражать, его манеры копируют, его вкусы задают моду. Тем большим парадоксом в этой ситуации является удивительное идеологическое одиночество президента страны при всей его неоспоримой популярности и колоссальном рейтинге.
Путин — человек, который совмещает в себе бесспорный патриотизм и столь же очевидный (с учетом всех понятных социальных реалий) экономический либерализм. У нас говорят постоянно о борьбе силовиков и либералов в окружении президента, забывая, что сам президент — и либерал, и в то же время силовик. Для него триединая формула свободы Ильина — «свобода для России», «свобода для национальных культур» и «свобода для русских людей», — насколько можно судить, основа давно сложившегося мировоззрения, которое наконец-то нашло ясное выражение в только что озвученном послании.
Думаю, что для Путина призыв к экономической либерализации и набор тех мер, которые с ней сопряжены, — налоговые каникулы для бизнеса, табу на полицейские проверки, снижение процентной ставки для кредита — всё это является не конъюнктурной реакцией на ухудшение экономической ситуации, но реализацией давно задуманных мер, которые сейчас, в условиях снижения бюджетных поступлений, стали актуальны как никогда.
И тут возникает одна главная проблема. Проблема кадров. Много ли мы знаем людей, которые придерживаются той же системы ценностей, что и российский президент, для которых «свобода для русских людей» есть естественное средство для достижения «свободы для России»? Прошу меня простить за ограниченность выборки, но тех, кто реально, а не в силу веления начальства, может подписаться под формулой Ильина, я могу пересчитать по пальцам двух рук. Кто-то из них соблазнился простыми ответами в 2011 году, назвал себя национал-демократом или же левым социалистом и оказался на Болотной площади. Кто-то остался с Путиным и пишет колонки в газету «Известия».
Но в целом таких людей немного, тех же, кто способен — именно в силу идеологической верности президенту — на политическую и просто человеческую самостоятельность, просто единицы. А вот как раз либеральная среда, та самая, что без всякого воодушевления встретила и присоединение Крыма, и бунт Новороссии, вот она-то как раз вполне самостоятельна. Кудрину нет никакой необходимости скрывать свое мнение, он спокойно его высказывает на страницах оппозиционной прессы, рассчитывая на возвращение в министерское кресло. А вот его оппоненты, увы, постоянно кричат о необходимости политического ужесточения, не понимая, что это ужесточение в первую очередь сыграет лично против них самих, а не против «пятой колонны» Запада.
Уже из этого президентского послания ясно, что Путину необходима кадровая ротация власти — нужно широкое общественное обсуждение тезисов и предложений, содержащихся в данном документе, которое позволит увидеть, кто является подлинным сторонником внешней и внутренней политики президента, кто разделяет формулу триединой свободы, причем настолько искренне, что готов бороться и с теми, кто, грубо говоря, «продает Родину», и с теми, кто «душит бизнес». Просто понимая, что в ситуации разворачивающейся хозяйственной блокады нашей страны «душить бизнес» и означает «продавать Родину».
Смею думать, что такие люди есть, только нужно создать правильные критерии их отбора и рекрутирования в элиту, не боясь потревожить элитный сон тех, кто очевидным образом пересидел в своем удобном кресле.
