А дальше — тишина
На 98-м году скончался легендарный российский режиссер, народный артист СССР Юрий Любимов.
Юрий Любимов еще при жизни вошел в учебники театральной истории. Театр Любимова — это отдельная эпоха, как искусство Эфроса, Товстоногова, Гончарова. Он был последним островом Атлантиды великого советского театра.
Ставшее нарицательным слово «Таганка» всегда ассоциировалось с духом свободомыслия, песнями Высоцкого, дерзким политическим фрондерством, хотя сам Юрий Любимов считал, что всю жизнь имел дело не с политикой, а с эстетикой.
— Я занимался расширением палитры, искал новые краски в работе с пространством, со стилем, — рассказывал он недавно на праздновании своего 95-летия, которое проходило уже не в родной Таганке, а на сцене Вахтанговского театра.
В этих стенах он начинал свой творческий путь в качестве актера — играл Олега Кошевого, Сирано де Бержерака, Ромео (с Джульеттой-Целиковской, ставшей затем его женой), Бенедикта в шекспировской комедии «Много шума из ничего», пушкинского Моцарта — всего более 30 ролей.
Но настоящего Любимова зрители узнали почти 20 лет спустя, когда он поставил «Доброго человека из Сезуана» со студентами Щукинского училища, которые и составили ядро новой труппы Театра на Таганке. Пьеса Брехта взорвала театральную Москву не только смелыми политическими аллюзиями, но и непривычной эстетикой прямого, почти публицистического высказывания.
Потом были знаменитые поэтические спектакли: «Антимиры» Вознесенского, «Послушайте!» по Маяковскому, «Павшие и живые», смелые инсценировки Горького, Чернышевского, Федора Абрамова и Юрия Трифонова. На Таганке был впервые поставлен опальный роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Здесь Высоцкий рвал связки и душу в ролях Галилея и Гамлета.
В Москве этот театр был на особом счету. В эпоху дефицита билеты на Таганку были самой твердой валютой. Чтобы попасть на спектакли, люди стояли в очередях ночами, жгли на улицах костры. Немудрено, что Любимову не простили свободомыслия и влияния на умы современников. В 1984 году режиссер, находившийся в Лондоне, узнал, что лишен гражданства СССР, и путь на родину ему закрыт. Сам Любимов пострадал от этого решения меньше, чем наш театр.
Юрия Петровича с распростертыми объятиями встретили лучшие сцены мира: он работал в «Ла Скала» и «Ковент-Гарден», по приглашению Ингмара Бергмана ставил в Стокгольме «Пир во время чумы» и «Мастера и Маргариту», его «Бесы» и «Преступление и наказание» с небывалым успехом гастролировали по всей Европе. Режиссеру предложили гражданство Израиль и Венгрия, где он и встретил свою будущую жену и помощницу Каталин Кунц.
В перестроечном 1989-м Любимов вернулся в Россию триумфатором. Ему возвратили гражданство, восстановили в репертуаре запрещенные спектакли. Но в труппе театра назрел раскол: часть актеров решила остаться с новым руководителем Николаем Губенко, а часть вернулась к Любимову. С этого «развода» начался конец старой Таганки, но не конец творчества Любимова.
Поставив несколько мощных эпических спектаклей — «Живаго» Пастернака, «Братьев Карамазовых» Достоевского, «Шарашку» Солженицына, режиссер изобрел новый универсальный жанр поэтического бриколажа, в котором были сделаны все его последние работы на Таганке, в том числе «Суф(ф)ле», «Сказки», «Арабески».
Отношения с актерами у Любимова складывались трудно. Режиссер-демиург, режиссер-диктатор, он не терпел в театре демократии и устанавливал свои правила игры. Актеры бунтовали. Ситуация накалилась до предела в июне 2011-го, и Юрий Любимов ушел из созданного им театра. Но не сдался, не перестал работать.
За год он успел выпустить в Вахтанговском театре «Бесов» Достоевского — строгую четырехчасовую фреску, которая, казалось, открыла еще один этап в его творчестве. Вновь обратился к оперной режиссуре, приняв заказ на постановку «Князя Игоря» в Большом театре.
Осиротевший Театр на Таганке вроде бы тоже начал новую жизнь, стал приглашать разных режиссеров, но при этом сразу потерял собственное лицо. Потому что Любимов, создав свой неповторимый стиль и воспитав целую плеяду превосходных актеров, тем не менее не оставил достойных преемников. Его театр был авторским, уникальным, и секрет своего небывалого творческого долголетия Мастер унес с собой.