Владимир Урин: «Денег нам не хватает всегда»

Министерство культуры согласилось с доводами крупнейших получателей президентских грантов — Большого театра, Московской консерватории, Александринского театра, МХТ имени Чехова — и отказалось от намерения перевести государственную поддержку в виде ежегодных грантов на конкурсный режим. О том, как театральные деятели переубедили министра, «Известиям» рассказал генеральный директор ГАБТа Владимир Урин, отмечающий первую годовщину работы на этом посту.

— Почему нынешние грантополучатели — ведущие театры, консерватории, оркестры — опасаются перехода на конкурсную систему?

— Тут есть принципиальное противоречие. Когда президент, отреагировав на инициативу Юрия Хатуевича Темирканова, создавал эти гранты, проблема была в зарплатах. Зарплаты в федеральных учреждениях культуры были настолько низкими, что начался отток специалистов. Даже муниципальные московские и петербургские коллективы получали больше федеральных учреждений. Была придумана система грантов, но по сути это была система повышения зарплаты творческих работников.

— Сейчас есть указ президента о повышении зарплат в культуре до средних значений по региону. Значит, проблема стоит уже не так остро?

— В том-то и дело, что зарплаты повышаются во всех учреждениях. А наш грант считается составной частью зарплаты и учитывается при определении средней зарплаты по отрасли. Грант перестает быть грантом: он больше не отделяет ведущие коллективы страны, где зарплата должна быть выше, от остальных коллективов.

— И если гранты отменить, то федеральные учреждения снова окажутся в минусе?

— Не могу всерьез предположить, что Большой театр лишат гранта. Но зачем вообще устраивать формальный конкурс, если очевидно, что наш театр грант получит? Давайте просто не будем называть эти деньги грантом — давайте назовем их дополнительным фондом заработной платы театра.

— А как быть с указом президента о введении конкурсной системы?

— Думаю, что в указ президента должно быть внесено изменение. Если вводить конкурсную систему, то дополнительно к существующей. Можно найти деньги и поддерживать конкретные творческие проекты, как это происходит во всем мире. И тогда Большой театр наравне с Минусинским драматическим театром, Дальневосточным театром оперы и балета, Мурманским драматическим театром будет участвовать в этом конкурсе.

— Кто инициировал реформу нынешней системы?

— Это естественное требование финансовых органов. При любой проверке они начинают задавать вопросы: на каком основании этим дают гранты, а тем не дают? Они предлагают создать конкуренцию, и по сути совершенно правы. Я не ретроград, я за конкуренцию. Но не надо переводить зарплату в конкурсную систему. Это абсурд.

— На каком этапе сейчас обсуждение реформы?

— Окончательное решение останется за президентом, ведь это его гранты, но Министерство культуры, насколько я понимаю, сейчас выступает за сохранение системы в нынешнем виде.

— Сначала Владимир Мединский высказывался за кардинальную реформу. Вы с коллегами его переубедили?

— Мы собирались на специальные заседания, сначала в Петербурге, потом в Москве. Я уверен, что Владимир Ростиславович услышал доводы театральных деятелей. Это были не эмоции (хотя и без них не обошлось), а серьезный разговор. Сейчас позиция министра, как мне кажется, скорректирована.

— Коллективное письмо, которое вы подписали, на Мединского тоже повлияло?

— Думаю, что всё повлияло. Ведь министерство существует для того, чтобы создавать условия для учреждений культуры. Если министр понимает, что предлагаемое решение породит ряд проблем и рисков, зачем ему настаивать? Он, как нормальный министр, который слушает и слышит, включился в диалог.

— В среднем какой процент зарплаты артиста ГАБТа составляет грант?

— В 2013 году мы считали — было 12%.

— Я думал, гораздо больше.

— У нас есть солисты, получающие достаточно серьезные деньги, для них сокращение на 12% было бы очень болезненным. Тем более что инфляция не останавливается.

— Российская система поддержки культуры в сравнении с западными системами представляется вам щедрой или скупой?

— В мире существуют абсолютно разные схемы. В США вообще нет прямой господдержки культуры. Министерства культуры тоже нет. Но там действует финансовая система, дающая серьезные преференции тем, кто вкладывает деньги в культуру, поэтому всё финансируется за счет общественности. Немецкая система очень похожа на нашу: там выделяются прямые бюджетные деньги. Но сегодня и в Германии, и в Голландии идет резкое сокращение этих субсидий. В Голландии — до 25%. Целый ряд учреждений закрывается. Сравнивать конкретные цифры бесполезно, потому что у нас другой уровень жизни, другие цены, другие социальные гарантии. Слава Богу, что наше государство не сделало той ошибки, которую сделали многие страны, переходя от социализма к капитализму. Оно продолжает поддерживать культуру, несмотря на все проблемы. Конечно, денег нам не хватает всегда. Но я не могу пожаловаться на финансирование Большого театра — это было бы несправедливо.

— Часто говорят, что у Большого театра самый большой бюджет в мире. Это правда?

— Нет, можно сказать, что бюджет Большого театра сопоставим с бюджетами главных театров мира. Хотя сопоставлять очень сложно. У нас, например, есть собственные мастерские — целый завод, который нужно содержать. Во многих театрах такое понятие вообще отсутствует: там отдают заказы на сторону. В «Ковент-Гардене» нет никаких 3,5 тыс. сотрудников — штат гораздо меньше. Кроме того, там совсем другие цены на билеты. У нас есть ряд дорогих спектаклей с билетами до 12 тыс. рублей, но это исключительные случаи — например, новогодние «Щелкунчики». Средняя цена билета в Большой театр невелика. А на рядовой спектакль в «Ковент-Гарден» билет в партер может стоить £250–300 (примерно 15–18 тыс. рублей. — «Известия»). Да и зал там больше нашего.

— Недавно в ГАБТе принят коллективный трудовой договор. В нем прописано, что музыканты и танцовщики могут направлять своих представителей в комиссии, распределяющие гранты. Эта система заработала?

— Конечно. Когда коллектив высказал такое пожелание, не возникло никаких сложностей. Балетная труппа уже выбрала трех человек, и мы включили их в комиссию.

— По каким принципам распределяются гранты?

— 50% — постоянная составляющая, не зависящая от объема работы, а 50% — переменная. Тот, кто выходил на сцену чаще и в более ответственных спектаклях, получает больше других.

— А доля гранта, выделяемая, скажем, на балетный коллектив в целом, неизменна?

— Она пропорциональна числу работников. Вообще, когда я познакомился с системой, увидел, что она работает неплохо. Разумеется, те, кому дали мало, всегда будут недовольны. Наверное, были какие-то случаи необъективности, когда что-то административно продавливалось, но, вообще, система довольно логичная. Ведь прежде чем все эти цифры подписываются, они очень внимательно изучаются. Когда у меня или у моих коллег возникают вопросы, мы их открыто задаем и получаем исчерпывающие ответы: почему этому платят столько, а тому столько.

— Вы ни разу не корректировали суммы?

— Ни разу. Более того, мы объявили сотрудникам, что в случае, если выплаты кажутся им несправедливыми, они всегда могут обратиться к руководству театра. Но ни одного такого обращения за время моей работы не было.