Мир для Европы

30 сентября 1938 года Би-би-си вело прямую телетрансляцию. Это имело скорее символическое значение - телевизоров в Англии были единицы. Зато событие считалось исключительно важным: из Мюнхена вернулся премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, его приветствовала восторженная толпа, чемберленовская фраза о мире для Европы попала на первые полосы всех газет. То, что теперь кажется ужасной ошибкой, в 1938 году воспринималось иначе: Англия и Франция не хотели воевать ни за Чехословакию, ни за демократию, ни за свои собственные интересы. Чехословакия была далеко, демократия не воспринималась как безусловное благо. Веру в нее основательно подорвал экономический кризис - он сильно ударил по демократическим странам, а тоталитарные государства с их плановой экономикой справлялись с ним более или менее успешно. Влияние крайне правых партий росло, и Гитлер в то время вовсе не казался олицетворением зла. И западная политическая элита, и избиратели были готовы признать за Германией ее интересы. Опыт Первой мировой был страшным - стоило ли повторять его ради какой-то Чехословакии? Но войны не хотел и блестяще сыгравший свою роль Гитлер: он, в отличие от Невилла Чемберлена, очень хорошо знал людей. Они олицетворяли разные эпохи: благовоспитанный английский джентльмен с зонтиком под мышкой, обремененный воспитанием, политикой своей партии, моралью и верой в компромисс, пытался договориться с аморальным, артистичным, одержимым сверхидеей фанатиком. Гитлер видел британского премьера насквозь: тот полагал, что имеет дело с новой ипостасью Бисмарка - разумным и расчетливым политиком, знающим, где надо остановиться. Это была ошибка: Германию в Мюнхене представлял умный и расчетливый сатанист. За идеями округления границ и воссоединения немецкого народа, вполне понятными Невиллу Чемберлену, скрывалось иное: мистические ритуалы СС, культ крови, мечта о тотальной, никогда не кончающейся войне. Словом, то, что добропорядочный английский джентльмен никак не мог себе представить: он отдал Гитлеру Судеты, а дома сказал, что Европа получила мир. Фюрер вел изощренную и очень рискованную игру: воевать ему было нечем. Знаменитые танковые дивизии только создавались, и хороших танков у вермахта еще не было, Геринг только создавал люфтваффе, хромало управление войсками... Но главное было в том, что немецкие генералы, такие же добропорядочные джентльмены, как и Невилл Чемберлен, ясно представляли, чего хочет Гитлер, и не хотели новой мировой войны. Однако британский премьер не верил бывшим кайзеровским воякам: избранный народом лидер внушал ему больше доверия. Чемберлен не хотел воевать с Гитлером из-за Чехословакии - а через год начал войну из-за Польши: предлог был менее существенным, а вермахт куда более боеготовым. Но решимость Англии и Франции стала для Гитлера неприятным сюрпризом. После Мюнхена Гитлер поверил в великую силу блефа: он не собирался нападать на Запад и в 1939 году , а его (к величайшему удивлению фюрера) вынудили сражаться. Гитлер считал это величайшим недоразумением - он-то хотел совершить бросок на Восток... А причиной его краха стал Мюнхен - именно тогда Гитлер решил, что благовоспитанные и обремененные моралью люди трусливы, безвольны и никогда не захотят драться.