Испанский гранд: Педро Альмодовар и его женщины
Сегодня, 25 сентября, исполняется 70 лет Педро Альмодовару, одному из крупнейших ныне живущих режиссеров испанского, европейского и мирового кино. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, как обожающий убить кого-нибудь в кадре режиссер не снял ни одного детектива или триллера и почему секс в его кинематографе — просто способ рассказать еще одну интересную историю.
Человек из Ла-Манчи
Для не слишком искушенного зрителя Альмодовар равен испанскому кинематографу в целом, он идеальный символ постфранкистского искусства вообще, знак того, как освобождение от тоталитаризма дает мощный толчок развитию культуры. Всё это абсолютно верно, но нужно всё же сперва сказать два слова вот о чем.
Испания времен Франко — особенно, разумеется, позднего Франко — вовсе не была культурной пустыней. Достаточно назвать имена Карлоса Сауры и Хуана Антонио Бардема, режиссеров больших и респектабельных, пользовавшихся громадным уважением по всему миру. Да и формальный эмигрант Бунюэль приезжал на родину снимать «Виридиану» (в Испании, впрочем, сразу же запрещенную) и «Тристану». Ни на какие особенные компромиссы эти художники не шли, и в целом дела с кино в Испании обстояли куда лучше, чем с демократией.
Режиссер Педро Альмодовар
Но Педро Альмодовар — явление всё же совершенно иного порядка. Каким бы либеральным ни было испанское киноначальство, такой режиссер, как он, мог появиться и существовать только в той странной, немного неврастенической атмосфере, в которую окунулась Испания в первое 20-летие после падения франкизма.
Сам Альмодовар при этом, разумеется, плоть от плоти именно франкистской Испании, и об этом часто забывают, когда пытаются понять истоки его фонтанирующего яркого темперамента. Глухая провинция, где он вырос и где с точки зрения нравов мало что изменилось со времен Сервантеса (Альмодовар, кстати, родился в Ла-Манче). Закрытая католическая школа со всеми ее специфическими нормами взаимоотношений учителей-священников и учеников. После школы — сразу Мадрид, город, в те времена являвший собой немного пугающую смесь столичного консервативного лоска — внешне и обжигающе свободного порока — за кулисами. Это была яркая, пульсирующая виниловыми цветами молодость — настоящий глэм-рок, что играл Альмодовар в своей полулюбительской группе в начале 1970-х. Это время стало его запечатленной памятью и определило то немного «кислотное» визуальное богатство его картин, что принесло ему великую славу.
Убить и полюбить
Большой город (чаще всего Мадрид). Сильная, умная и красивая женщина живет в центре сложного клубка личностных драм и проблем — бытовых, интеллектуальных, социальных, сексуальных. Трагикомические ситуации, в которые она время от времени попадает, только помогают ей разобраться в себе и найти свое место в этой жизни и свою любовь. Ну или нелюбовь, что иногда гораздо полезнее. Именно так можно изложить сюжеты большей части альмодоваровских фильмов — особенно ранних и лучших. Если еще короче — «женщины (и иногда мужчины) на грани нервного срыва»: название едва ли не самого известного его фильма точно характеризует его творчество в целом. При этом про Альмодовара нельзя сказать, что он, как Вуди Аллен, всю жизнь снимает один бесконечный киносериал. Каждую свою историю он старается рассказать с новой интонацией — а уж рассказывать Альмодовар мастер. Собственно, исключительность места, которое испанец занимает в мировом кинопейзаже, как раз именно в этом: он никогда не забывает, чтобы картинка на экране выглядела безупречно (а еще лучше — одновременно безупречно и немного дико), но главное в его лентах — это история.
Кадр фильма «Женщины на грани нервного срыва»
Он всегда очень любил, чтобы в его лентах была отчетливая криминальная канва («Матадор», «Закон желания», «Женщины на грани нервного срыва», «Свяжи меня», «Высокие каблуки», «Кика», «Живая плоть», «Дурное воспитание» — да проще перечислить фильмы, где никого не убивают), при этом, разумеется, ни одного детектива в своей карьере Альмодовар не снял — хотя детективный роман экранизировать ему доводилось. То же самое касается и второй любимой темы режиссера — секса. Может показаться, что его в альмодоваровских фильмах явный переизбыток. Но секс, как и убийство, для Альмодовара лишь сюжетная арка, с помощью которой можно говорить о вещах, действительно его интересующих, — а их по большому счету всего две: жизнь и смерть. И уж, конечно, любой его фильм по сравнению даже не со специализированной кинопродукцией, а с современными телесериалами — образчик нарочитого целомудрия.
Автор и исполнители
А еще он всегда обожал возиться с актерами. Для режиссера-рассказчика, режиссера-визионера — не самая обычная черта. Тому есть уважительные причины. Альмодовар оказался в кинематографе не без помощи Кармен Мауры — в начале 1980-х уже весьма известной актрисы (она финансировала, в частности, его первый фильм), но в благодарность он сделал ее практически национальной героиней. Впоследствии Альмодовар проделал этот фокус еще трижды — с Викторией Абриль (4 совместных фильма), Антонио Бандерасом (6 фильмов) и Пенелопой Крус (5 фильмов). Плюс Хавьер Бардем, общая фильмография с Альмодоваром у которого не так велика, зато в ней есть дебютные для актера «Высокие каблуки».
Пенелопа Крус, Педро Альмодовар и Антонио Бандерас во время 72-го Каннского кинофестиваля, Канны
Работать с Альмодоваром — плюс в карму любого актера, ведь проходных фильмов он не ставит. Вот почему ставшие международными суперзвездами Бандерас и Крус летят сниматься к Альмодовару по первому звонку.
Он вообще довольно космополитичен по духу — хотя все его фильмы про Испанию и испанцев, Альмодовар подчеркивает универсальный характер своих художественных высказываний. Его Испания — страна без паэльи и фламенко, зато населенная самыми живыми людьми, которых только можно представить себе на экране.
К 70 годам он стал куда серьезнее и как-то немного сварливее (поссорился с Испанской киноакадемией — например, та как-то охладела к его работам). И фильмы его уже несколько труднее смотреть, чем 30 лет назад, когда от всех этих губ, бюстов, алых платьев и алых каблуков крупным планом, химически нереальных цветов и вечного танго без музыки захватывало дух. Альмодовар словно торопится — даже не высказаться, он никогда не был по части банальных манифестаций — выговориться, высказаться, да просто рассказать еще одну историю о жизни, любви и смерти.
