Возобновленный полет «Чайки»: МАМТ вернул на сцену балет Ноймайера
В юбилейный сезон Музыкальный театр на Большой Дмитровке возобновил балет «Чайка». Спектакль предназначен для ценителей русской литературы и поклонников тотальных авторских постановок. Единоличный творец балета — либреттист, хореограф, сценограф, автор костюмов и световой партитуры Джон Ноймайер — разделил авторство лишь с Антоном Чеховым.
«Чайка», созданная хореографом в 2002 году на музыку Дмитрия Шостаковича, Петра Чайковского, Александра Скрябина и Эвелин Гленни, положила начало его балетному триптиху на русские сюжеты. Следом возникли «Татьяна» и «Анна Каренина», уже утвердившиеся на московских сценах (один спектакль вошел в репертуар МАМТа, другой — значится в афише Большого театра). Успех трилогии определил особый подход Ноймайера к литературным источникам: уже в «Чайке» он обнаружил глубинное понимание русской драматургии, проникнув в самую суть чеховской пьесы.
И неважно, что в постановке Константин Треплев и Борис Тригорин превратились в хореографов, а Ирина Аркадина и Нина Заречная стали балеринами. Ноймайера волнует тема искусства вообще, в том числе театрального. Сам спектакль, по словам автора, и есть театр. Мысль создателя подтверждает монументальная декорация в виде эстрадных подмостков. В первом акте это — импровизированная площадка в имении Сорина, на которой дебютируют Нина и Константин. Во втором — роскошная сцена императорского балета, где ставят перформанс уже прославленного Треплева.
В центре спектакля судьба Константина, одинокого творца, мятущегося, как мировая душа Чайки. Трагический исход его жизни предопределен Ноймайером с первых минут балета. Безумный взгляд, экзальтированные прыжки, изломанные взмахи рук Евгения Жукова, напоминающие полет раненой птицы, красноречиво доказывают это. Как и сопровождающий героя лейтмотив рока в оркестре, заимствованный Шостаковичем из вагнеровской тетралогии «Кольцо нибелунга».
Главный вопрос, который ставит Ноймайер перед героем, — для чего ему жить? Ради ветреной кокетки Нины, которая, не задумываясь, меняет его на Тригорина? Ради бездушной матери, увлеченной блеском славы и молодым любовником? Ради Маши, искренне любящей Треплева, но не способной понять стремления его души? Или ради искусства, которое исцелит от ран и подарит надежду? Ответ во всех случаях неутешительный: в финале герой губит свое творение, подписывая смертный приговор и себе.
Основная часть сюжета разворачивается под музыку Шостаковича. Напряженная образная атмосфера Пятнадцатой симфонии, драматические прорывы Второго фортепианного трио, подчеркнутые оркестром под управлением Феликса Коробова, придают постановке налет мрачной обреченности. А в конце приводят к кульминации: завершается балет скорбным звучанием Восьмого квартета, на фоне которого происходит объяснение Константина и Нины и следующее за ним самоубийство героя.
Перенос действия в музыкально-театральную среду дал Ноймайеру простор для балетмейстерской фантазии. Родная для хореографа неоклассика в спектакле соседствует с элементами классики (Тригорин обучает Нину премудростям танца), contemporary dance (премьера авангардного балета Треплева «Душа Чайки»), джаз-танца и опереточного канкана (искрометное ревю в кабаре на музыку оперетты Шостаковича «Москва, Черемушки»). И, наконец, с особым жизненным жестом, поясняющим без слов всё, что происходит на сцене.
Другая сквозная линия «Чайки» — нелюбовь. На первый план выходят пронзительные дуэты героев, развивающиеся параллельно. В тон сюжетным переплетениям чеховской пьесы, Ноймайер использует многоплановые пластические контрапункты. На сцене одновременно страдают Маша и Медведенко (Мария Бек и Артем Лепков), расстаются Аркадина и Тригорин (Наталья Сомова и Георги Смилевски), выясняют отношения Полина и Дорн (Полина Заярная и Александр Селезнев), мечется между Треплевым и Тригориным Нина (Валерия Муханова)...
По-чеховски решен Ноймайером финал балета, являющий собой еще одну параллельно выстроенную сцену. Рядом с бездыханным телом Константина безмятежно проводят досуг Сорин, Тригорин, Аркадина и Маша. Вывод хореографа совпадает с центральными строками пьесы. Живет на свете свободная душа художника. «Но случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил ее, как вот эту чайку».
