Принц Уэльса: великий поэт, нашедший истину в бутылке
Дилан Томас, один из самых значительных — и быстро сгоревших — поэтов ХХ столетия, родился 27 октября 1914 года в уэльском городе Суонси. «Известия» вспоминают, чем так прекрасен был этот буйный романтик, считавший одним из важнейших своих достижений умение выпить литр виски, не разбавляя.
Смерть поэтам
ХХ век был безжалостен к поэтам. Временами казалось, что столетие массовых убийств, мировых войн и ядерных взрывов вообще изведет поэзию на корню. «Точка пули в конце» поджидала поэтов на полях сражений и в застенках, они обрывали собственные жизни самыми разнообразными способами; наконец (если не брать в расчет краткие периоды интереса общества к поэтическому слову), их просто никто не слушал. Впрочем, те из них, кто сумел избежать трагической участи, как правило, доживали до лет мафусаиловых — успехи медицины, относительное спокойствие и общая сытость — по крайней мере после Второй мировой. «Век-волкодав» (по определению Осипа Мандельштама, самого ставшего жертвой этих хищных челюстей), перевалив на вторую свою половину, слегка сбавил обороты.
Но Томас всё же выделяется из общей жестокой парадигмы — хотя и ушел из жизни в 39. Суровый приговор благонамеренной общественности «жил грешно и умер смешно» — это абсолютно о нем, поэте-мотыльке, вечном ребенке, раздражавшем своей инфантильностью не только близко общавшихся с ним при жизни, но даже биографов. Пол Феррис, автор самого скрупулезного жизнеописания Томаса, в своем сочинении явно с трудом сдерживает отвращение к предмету исследования: ну что ж такое, ну как может гений дойти до такой ручки и умереть от, говоря простонародным языком, перепоя?!
Вечное детство
Тем не менее в гениальности этого странного валлийца с одутловатым лицом капризного младенца никто не сомневался, кажется, еще при его жизни — начиная с матери, баловавшей и опекавшей младшенького. Эта чрезмерная опека, по мнению многих исследователей, и была причиной всех последовавших несчастий, от снедавшей поэта ипохондрии до болезненной застенчивости, с легкостью переходившей в откровенное хамство. Уже став взрослым, он любил рассказывать, что болен туберкулезом — самым достойным звания поэта недугом. Мать же в детстве укладывала Дилана в постель при малейшем подозрении на простуду. Впрочем, очень скоро стало понятно, что самый простой способ удержать капризного и своенравного ребенка в четырех стенах — дать ему ручку и достаточно бумаги.
Стихи писать он начал рано, лет в 8–9 — уважение к поэзии в Уэльсе освящено веками традиции, именно отсюда родом были легендарные барды древности, да и в семье Томасов литературу почитали. Само имя Дилан взято из валлийского эпоса; означает оно «дитя волн».
Кстати, еще один Дилан — тот, который Боб, урожденный Циммерман, — упорно отрицает какую-либо связь с расхлябанным валлийцем. Еще на заре славы, в 1961 году, он рассказывал в интервью «Нью-Йорк Таймс», что выбор псевдонима был случайностью (версия с тех пор несколько раз менялась; здесь не место и не время пересказывать все варианты), да и вообще Томас был «поэтом для тех, у кого не ладится в постели».
Письменный стол поэта и драматурга Дилана Томаса
С тех пор много воды утекло. Нынешний обрюзгший экс-бунтарь, «парень, написавший когда-то «На крыльях ветра», а потом занимавшийся религиозными исканиями при большом скоплении фотокорреспондентов», как еще в 1980-е съязвил Фил Коллинз, мультимиллионер, нобелевский лауреат и великий старец рок-н-ролла, и впрямь мало похож на вечно пьяного и вечно молодого невротика из Суонси.
Он прожил всю свою недолгую жизнь в бедности — даже когда деньги появлялись, он тратил их с легкостью парижского висельника Вийона. И, подобно легендарному французу, нимало не смущался откровенного воровства. Школьником он отправил в местную газету стихотворение «Реквием»; его напечатали — это была первая публикация будущего поэта. Лишь спустя два десятка лет после смерти Томаса выяснилось, что он «слямзил» его из «Похорон птички» известной детской поэтессы Лилиан Гард. Зачем ему это было нужно, учитывая, что к тому времени он и сам написал немало, — загадка.
Детским стихам Томаса могут позавидовать многие поэты. Но где-то в 18 лет, оказавшись вдруг выброшенным во взрослую жизнь (и так не смирившись с этим), у него прорезался настоящий, громкий, ни с кем не сравнимый голос.
И безвластна смерть остается.
Пусть не слышно им крика чаек,
И прибой к берегам не рвется,
И цветок не поднимет венчика
Навстречу стуку дождей,
Пусть безумны, мертвы как гвозди —
Расцветет их букет железный,
Сквозь ковер маргариток пробьется,
И пока существует солнце —
Безвластна смерть остается.
(Перевод В. Бетаки)
Британские поэты Патрик Дикинсон (слева) и Дилан Томас (справа) в радиостудии BBC, август 1946 года
Трудно поверить, что это написал 18-летний, неприспособленный к жизни, практически всё еще ребенок (по своему и нравственному складу, и психологическому развитию) — но это так.
Тема смерти вообще волновала этого щеголявшего своей болезненностью жизнелюба неимоверно: другое его стихотворение, ставшее вдруг всемирно известным в 2010-е благодаря фильму «Интерстеллар», где оно звучит за кадром, обращено к умирающему отцу поэта («Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы»). И вновь трудно поверить в то, что столь глубоко проникал в суть умирания совсем молодой парень, любивший развлекать себя (и шокировать окружающих), изображая в барах собаку — встав на четвереньки, кусать собутыльников за ноги.
Любовь и виски
В постели, кстати, у Дилана Томаса тоже всё ладилось — то есть было в полнейшем беспорядке. Он любил женщин, а они отвечали ему взаимностью — несмотря на измены и вздорный характер. В 20 лет, перебравшись в Лондон в поисках «настоящей» жизни (в специфическом, конечно, понимании настоящей), Томас встретил Кэйтлин Макнамару, начинающую танцовщицу — поклонницу, любовницу, собутыльницу, жену и мать троих его детей. Обычно вечные подростки, вроде Томаса, ищут себе в спутницы жизни «вторую маму».
Дилан Томас с женой Кейтлин Томас
Кэйтлин нисколько не попадала в эту категорию — она была абсолютной копией своего непутевого мужа, за вычетом поэтического дара. Семья жила то на подачки родителей, то на гонорары Томаса за чтение стихов на радио (к началу 1940-х, несмотря на все свои выходки, он был знаменитым поэтом — среди его поклонников были Оден, Хаксли и Стравинский). В начале 1950-х он несколько раз ездил в турне по США, приносившие приличный — но моментально исчезавший — доход.
Именно Кэйтлин на последние деньги прилетела в Нью-Йорк в ноябре 1953-го (не самое простое дело в те времена), узнав о состоянии Дилана. После бурного празднования 39-го дня рождения, продолжавшегося больше недели, Томас отправился пьянствовать в богемную «Таверну «Белая лошадь» (она, кстати, существует и по сей день). Вернувшись в отель «Челси», он начал задыхаться и 5 ноября был доставлен в реанимацию. Четыре дня спустя Дилана Томаса не стало — что бы ни говорила молва, умер он не от алкогольного отравления, а от запущенного воспаления легких, которого при всей своей ипохондрии просто не замечал, находясь постоянно «под градусом». В Нью-Йорке же стоял чудовищный смог (в ноябре-декабре 1953-го загрязненный воздух стал причиной смерти почти 200 человек).
Кэйтлин не было рядом: едва войдя в палату мужа, она набросилась на приятеля мужа (и организатора гастролей по Америке) Джона Бриннина, угрожая убить его; пьяную вдрызг и убитую горем женщину увезли в психиатричку. Он умер, как и жил, нищим: всё его состояние было оценено в 100 фунтов стерлингов, перевоз тела в родной Уэльс и похороны оплатили друзья. Так закончилась земная жизнь Дилана Томаса — началось бессмертие, до сих пор вызывающее у многих конфузливое недоумение. Гений? Алкоголик? Безнравственный и безответственный тип? Негодяй?
Дилан Томас не был злодеем; гений и злодейство всё же несовместны. Он был абсолютно аморален — как аморальны дети, еще не ведающие разницы между добром и злом. И, словно срывающий цветы на лужайке ребенок, он так же бездумно тратил свой невероятный талант — среди его обширного наследия хватает не только шедевров, но совершенно беспомощных (хотя почти никогда не вымученных) стихов. Последний великий поэт-забулдыга, принц кабаков и певец какого-то невыразимого, светлого, мало кому даруемого счастья:
Я вижу, как из них, потомков лета,
Какие-то мужчины вырастают
И, разрывая воздух, вылетают
Из той жары под пульс под ритм сердец.
Смотри, как бьется лето — пульс во льду!
У каждого из них свой личный праздник
Взорвется в горле для Любви и Света!
(Перевод В. Бетаки)
Наверно, большинство нынешних посетителей «Таверны «Белая лошадь» на Манхэттене, поднимая стакан в память о Томасе, представляют его именно таким. Ведь в конечном счете настоящая биография истинного поэта — не сухие строки энциклопедии, а строфы его стихов.
