В Нью-Йорк — со своим Баланчиным
Многие помнят, как незабвенный Юрий Визбор пел о том, что «в области балета мы впереди планеты всей». Справедливость этого эстетического постулата, хоть и подвергавшегося иногда сомнению в постсоветские годы, вновь подтверждена во время завершившихся гастролей Большого театра в Нью-Йорке, где он выступал по приглашению престижного международного фестиваля искусств Линкольн-центра.
На этом фестивале Большой показал два балета: «Драгоценности» великого русско-американского хореографа Джорджа Баланчина и «Укрощение строптивой» (по Шекспиру), поставленное специально для Большого именитым французом Жан-Кристофом Майо. Билеты на оба эти спектакля достать было невозможно. Их выпрашивали у входа и даже в антрактах, когда я выходил на улицу, чтобы перевести дух от обрушивавшихся со сцены каскадов балетной виртуозности. Подлинных ценителей в зале театра было немало: это было заметно по взрывам аплодисментов, сопровождавших наиболее блистательные пируэты.
Этот американский успех особенно важен потому, что Большой предъявил на сей раз не свои традиционные «визитные карточки» вроде «Лебединого озера» или «Спартака», а произведения, так сказать, со стороны, не связанные напрямую с традициями этого театра. Такова линия нынешнего руководства Большого, и она представляется весьма разумной.
Всякая традиция, не будучи обновляемой, неминуемо иссыхает и превращается в рутину, способную удушить самое великое артистическое дарование. Примеры Улановой, расцветшей в «Ромео и Джульетте» (тоже шекспировском балете!), или Плисецкой, блеснувшей в произведениях Щедрина, у всех в памяти. Новым поколениям балетных звезд тоже необходимо дать шанс.
Особенно перспективным в этом плане представляется освоение огромного баланчинского наследия. Георгий Мелитонович Баланчивадзе, на Западе с подачи своего ментора Дягилева ставший Баланчиным, был экстраординарным воспитанником русского классического балета. Он смело обновил его традиции и, как многие считают, этим спас его как релевантное «живое» искусство для второй половины ХХ века.
Баланчин вместе со Стравинским и Набоковым составляют троицу русско-американских титанов «высокого модернизма». В советское время их творения из-за эмигрантского статуса создателей в отечестве не приветствовались. Мешала и их модернистская направленность. Нынче оба эти препятствия отпали; всем ясно, что перед нами «драгоценности» мировой культуры нового времени.
Стравинский по праву превратился в одного из главных кумиров молодых российских композиторов. Набокову повезло меньше: он, пожалуй, сегодня больше почитаем в Америке, чем в России. Имя Баланчина, который использовал музыку Стравинского в своих «Драгоценностях», еще не стало таким же магнитом для зрителей в Москве, каким оно является в Нью-Йорке. Сцена Большого театра — это идеальная площадка для подобного волшебного эксперимента. Он может безмерно обогатить и театр, и его аудиторию.
У гастролей Большого театра есть важный международный аспект. Я имею в виду культурный обмен между Россией и Западом. В последнее время он затруднился. Ряд обещающих культурных инициатив был свернут, а выступления артистов из России пикетировались. Я наблюдал даже драку по этому поводу у Карнеги-холл: картина редкая и, надо сказать, удручающая.
Есть старое изречение: «Когда говорят пушки, музы молчат». Я бы его переиначил: «Когда разговаривают музы — меньше шансов, что заговорят пушки». Баланчин свои «Драгоценности» задумал как оммаж трем странам, в которых он жил и творил — России, Франции и Америке. Франция наградила его орденом Почетного легиона, США — Президентской медалью свободы.
От Советского Союза Георгий Мелитонович по выше описанным причинам ордена не дождался. Но, думаю, что больше всякого ордена его бы порадовал факт любовного и мастерского исполнения его произведений артистами из России. Это и есть высшая возможная награда для творца.
Характерно, что на сей раз никаких враждебных пикетов не наблюдалось. А когда в конце первого представления «Драгоценностей» на сцену вышли, взявшись за руки, руководители участвовавших в спектакле американской, французской и российской балетных трупп (Питер Мартинс, Орели Дюпон и Махар Вазиев), зрители в зале встали. Это был символический момент, достойный внесения в балетные анналы.
Автор — писатель, музыковед, культуролог, живет в Нью-Йорке.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
