«За идеал актрисы я беру Алису Фрейндлих»
Он не боится показаться смешным, некрасивым, уставшим или неврастеничным. Артисту это не пристало, говорит Сергей Мигицко. Особо ценит женщин-актрис, считает Леонида Гайдая сверхчеловеком. Благодарен ему за дебют в большом кинематографе, который состоялся в картине «Инкогнито из Петербурга». Полвека предан Театру Ленсовета, в который его привел мастер и главный режиссер Игорь Владимиров. И готовится к съемкам в детском фильме вместе с другом Михаилом Боярским. Об этом накануне своего 70-летнего юбилея, который отметил 23 апреля, Сергей Мигицко рассказал в интервью «Известиям».
«Гайдай очень редко улыбался, но снимал чудесные комедии»
— Вашим педагогом в ЛГИТМиКе был великий режиссер Игорь Владимиров. Потом он пригласил вас в труппу Театра Ленсовета, в котором вы служите почти полвека. А какие уроки мастера вы помните до сих пор?
— Я очень часто вспоминаю Игоря Владимирова. Его, вообще, стоило бы вспоминать чаще. Для меня Владимиров — номер один в режиссуре, в отношении к профессии, в театре. Игорь Петрович очень любил артиста, который способен сыграть маленькую роль. Артиста, который мог выйти на сцену на три или пять минут, понаделать шороху и уйти под аплодисменты. Очень любил, когда артист энергетически насыщен и его не нужно запускать, раскачивать. Вышел на сцену, выплеснул и удалился.
А еще Владимиров любил моменты тишины на сцене. Когда артист брал паузу, умел послушать партнера. Он очень ценил исповедальную речь на сцене от себя, чтобы зал замирал. Алиса Фрейндлих иногда тихо разговаривает, но ты сидишь слушаешь ее будто околдованный, очарованный и не можешь с места встать.
Игорь Петрович ценил «синтетику» в артисте — чтобы он пел, хорошо двигался, танцевал. Внешний ряд для него тоже был важен. Вот всё это и есть стихия театра Владимирова.
— В 1977 году вы сыграли первую главную роль в кино и сразу в фильме Леонида Гайдая «Инкогнито из Петербурга». Картина по «Ревизору» Гоголя. Как вам поступило предложение сыграть у Гайдая?
— Я тогда снимался на киностудии «Мосфильм» в картине Александра Стефановича «Дорогой мальчик» по пьесе Сергея Михалкова. Это детский фильм, как два мальчика — русский и американец — противодействуют международным преступникам. Я играл одного из преступников. Мне было 22 года. Такое чудесное кино получилось. Яркое, с хорошей музыкой, с мультипликацией.
И вот там меня увидел один из серьезнейших, мощных директоров в кино Эдуард Волков. Сегодняшним языком его должность называлась бы продюсер. Волков рассказал обо мне Леониду Гайдаю. И режиссер пригласил меня на пробы. Я просто пришел познакомиться. Но стали мы репетировать: один день, второй, третий. Рядом со мной пробовались известные артисты, включая Олега Даля. Но в итоге остановились на мне, утвердили на роль Хлестакова.
— Какие воспоминания у вас сохранились от работы с Леонидом Гайдаем?
— Это было каким-то чудом. Леонид Иович — сверхчеловек. Только вспомните, сколько комедий он снял. Представьте, скольких людей развеселил, скольким людям дал надежду, поддержал в плохом самочувствии, в депрессии, скольких вывел из нее своими выдающимися картинами. Чтобы снимать такие фильмы, комедиографом надо родиться.
Леонид Иович прошел Великую Отечественную войну, у него была непростая жизнь. Может, поэтому на площадке он оставался достаточно сдержанным человеком, очень хмурым. Гайдай очень редко улыбался, но снимал чудесные комедии. Юмор у него был точечный, выдающийся. И на площадке он репетировал как настоящий театральный режиссер. Я очень благодарен Леониду Иовичу за такой дебют в большом кино.
— Вы снимались в этой картине с такими звездами, как Мордюкова, Филиппов, Папанов…
— Невинный, Куравлев, Харитонов.
Съемки фильма «Инкогнито из Петербурга»
— Думали ли вы, что можете стать таким же всесоюзно известным артистом?
— Нет. В такие минуты ты вообще ни о чем не думаешь. Я не ходил и не размышлял, кем я стану, во что это выльется. У меня была задача соответствовать, быть «на пружине», готовым к бою, к исполнению своих обязанностей.
Другое дело, что тогда у меня было много энергии и она била через край. Даже когда объявляли какой-то перерыв в съемках, я, как гончая собака, бегал, смеялся, кого-то показывал. Анатолий Папанов говорил мне: «Сережа, сядь. Поэкономь силы немножко. И нам заодно дай отдохнуть». Ну, это — бесшабашная молодость. Ничего такого в этом нет. Молодой человек должен быть именно таким.
«Михаил Боярский — лучший друг, такой как Карлсон»
— 1990-е для кино были не самыми простыми временами. Кто-то от безысходности даже ушел из профессии. А вы как пережили этот период?
— Было такое. Помню, в 1994 году у меня родилась дочь Аня. Я в театре получил три копейки отпускных. На них можно было жить несколько дней. И вдруг Владимир Шевельков, артист и режиссер, неожиданно предложил мне сняться в рекламе. Надо было рекламировать экзотические фрукты.
Меня покрасили в афроамериканца. Всего обмазали краской, надели черный парик, дали копье, юбочку — ну туземец настоящий (улыбается). Я был обвешан бананами, апельсинами, ананасами и кричал: «А-а-а! Help! Help! Ананаса, банана, лимона!» Я получил за это очень условные деньги, но смог на них съездить с маленьким ребенком на море в мой родной город Одессу. Ходить там и посвистывать (смеется).
Михаил Боярский и Сергей Мигицко
— Были ситуации, когда друзья выручали?
— Конечно. Это друга назначение — помогать и выручать. Если друг не помогает и не выручает, да и звонит раз в полгода, то что это за друг? Это даже не знакомый. Михаил Боярский — лучший друг, такой как Карлсон, который живет на крыше. Если не дай бог что произошло, его реакция моментальная.
И таких друзей у меня есть несколько. Это люди, которым не надо объяснять, что мне нужна помощь. Вот это дружба. У меня отец военным был. Когда я был мальчиком, он не так много рассказывал о войне, о боях. Но вот о дружбе много говорил, о взаимовыручке, о поддержке, о плече. Он меня воспитывал так — помоги нуждающемуся, поддержи слабого.
— У вас с Михаилом Боярским и увлечения вне театра одинаковые. Вы оба преданы футбольному «Зениту».
— Да, так сложилось. Михаил Боярский — болельщик «Зенита» с большим стажем. Он же коренной петербуржец. Его отец, дядя Сережа, болел за «Зенит». А я — приехавший в Санкт-Петербург человек, стал болеть за команду позже. Но если посмотреть по цифрам, то и у меня огромный стаж. И мне нравится болеть за «Зенит». Господи, пять чудесных букв! Мне нравится наш клуб, как он развивается, люди, которые в нем работают. В «Зените» играло много выдающихся игроков разных поколений.
Я не просто болею, крича на трибунах: «Зенит! Зенит!» Я много знаю об истории этого клуба, победах, о невзгодах тоже. Они были какое-то время тому назад. Но сейчас у нас поход к новому чемпионству. И я считаю, что мы его не упустим.
Сергей Мигицко
«Артист не должен долго смотреться в зеркало»
— Вы никогда не боялись быть смешным?
— Нет. Я не боюсь быть всяким! Я не боюсь показаться смешным, некрасивым, уставшим или неврастеничным. Артист не должен ничего этого бояться.
Я ценю женщин-актрис. Я вообще люблю женщин. А актрисы для меня — отдельное море. У меня обе дочки в этой профессии. За идеал актрисы я беру Алису Фрейндлих. Она никогда не прихорашивалась. То есть она, конечно, наверняка прихорашивалась. Я не наблюдал этого, как она красится. Но если надо было, если она играла какую-то ярость, она тут же была вся всклокоченная! Но какая эмоция! И влюбленные зрители не отпускали ее по двадцать минут со сцены. Стояли и аплодировали.
Артист не должен долго смотреться в зеркало. Если меня распирают эмоции, если я иду по своему эмоциональному ряду, мне абсолютно безразлично, смешной я или страшный.
— А знакомы ли вы с депрессией?
— Безусловно. Я же тоже живой человек. Я не могу ходить и смеяться по 24 часа в сутки. Это нереально. Да, у меня бывают спады. Конечно, я устаю. Иной раз хочется побыть одному. Другое дело, что жизнь в XXI веке очень стремительна. Всё очень быстро. И нужны какие-то дополнительные усилия, чтобы удержаться на плаву. А лет много, силы уже не те, но я стараюсь.
Помните, был фильм «Ко мне, Мухтар!»? Там Юрий Никулин блестяще играл милиционера, у которого напарник — собака. Его героя спрашивали: «Ну что, возьмет Мухтар преступника или нет?» А тот отвечал: «Он постарается». Вот и я так же. Буду стараться, сколько там мне еще отпущено, делать свое дело.
— Что у вас сейчас в планах?
— Работа в детской картине «Дом солнца». Я думаю, это будет очень актуальный фильм. Режиссер — выпускник Высших режиссерских курсов мастерской Владимира Хотиненко.
Сценарий написали хороший. В детский дом, который находится в плачевном состоянии, приходит молодой учитель. Талантливый, современный, умный, интеллигентный человек буквально переворачивает этот дом. И через несколько месяцев там появляются новые люди, ребята начинают развиваться каждый в своем направлении: один пишет музыку, другой рисует картины, третий ставит спортивные рекорды. Находятся деньги. В детском доме делают капитальный ремонт, ставят лифты. Понимаете про что фильм.
В нем даже согласился принять участие Михаил Боярский! А он нечасто соглашается на всякие роли, но что-то и его там зацепило. А вот кого он будет играть, не скажу (смеется). Потому что он меня убьет.
«Меня окружают чудесные люди, до некоторых я и не дорос»
— Как будете праздновать юбилей? С кем?
— На самом деле я не собирался ничего отмечать. Но раз уж до этого дошло, то, конечно, придется. В театре спросили, какой спектакль хочу сыграть в юбилей. Раз уж надо, я выбрал «Двенадцатую ночь». Это крайняя премьера в моей альма-матер, в Театре Ленсовета.
Мы сыграем «Двенадцатую ночь», а после спектакля останемся с коллегами отпраздновать. В этой постановке собраны мои любимые артисты, партнеры. С некоторыми из них мы вместе очень давно играем, прошли огонь, воду и медные трубы. Еще на праздник придет кто-то из моих друзей.
Сцена из спектакля «Двенадцатая ночь»
— У вас много друзей?
— Много. К дружбе я отношусь с большим пониманием и даже с пиететом. Я очень люблю дружить и люблю, когда дружат со мной. Всех собрать на юбилей я физически не могу, это нереально. Да и театр не резиновый (смеется).
— А чего вы ждете от праздника?
— Я жду некой театральной свободной обстановки. Я же не организатор, я только покупаю пирожки, а всё остальное для меня будут делать друзья, чудесные партнеры. Когда я произношу слово «партнер», я имею в виду не просто партнера по программе, мы тут родственники, вообще-то. Потому что годами работаем нос в нос, репетируем. А репетиции спектаклей всегда очень тяжелые. Мы «обнажаемся». Я имею в виду — не снимаем одежду, а обнажаемся душой. И тогда мы или сливаемся навек, или расходимся на какое-то время.
Так что я жду непосредственной атмосферы, от которой всем будет тепло. По крайней мере я на это рассчитываю.
— А какой подарок вы рассчитываете получить?
— Я не в том возрасте, в котором надо ждать от Дедушки Мороза зайчика, футбольный мячик или жевательную резинку. К подаркам отношусь очень осторожно. Вся моя жизнь, моя история — уже большой подарок. Я благодарен Богу и своим друзьям, всем профессионалам, которые меня окружали, окружают и будут окружать. А это и режиссеры, и художники, и актеры. Для меня главный подарок — человеческий ресурс, и я им могу похвастаться. Меня окружают чудесные люди, до некоторых я и не дорос. Да и не знаю, дорасту ли.
