«Со всей Россией-матушкой»: как выглядит самоизоляция на Енисее
Ограничения, связанные с угрозой распространения коронавируса, во многом уравняли жителей мегаполисов и небольших селений. Часть действующих в столице мер распространяется и на тех, кто живет в отрезанных от большой земли деревнях на Енисее, где не бывает даже участковых. «Известия» поговорили с сибиряками и теми, кто поддерживает связь со старообрядческими общинами, чтобы узнать, как к коронавирусу и самоизоляции относятся люди, которые и без того привыкли жить в уединении, и как влияют на них новые порядки.
Сибирская дистанция
Красноярский край — второй по площади регион России, но далеко не первый по численности населения. На 2,3 млн квадратных километров земли здесь приходится чуть меньше 3 млн жителей.
Большая часть из них, 1,12 млн, живут в столице края. Оставшиеся рассредоточены на огромной территории. Часть живет на Крайнем Севере, там, где находятся месторождения, часть — в национальных поселениях коренных народов севера или в обычных русских деревнях, разбросанных по берегам Ангары и Енисея.
Там же селятся и представители старообрядческих общин. Стоящий на притоке Енисея, Дубчесе, Сандакчес считается духовным центром для старообрядцев-беспоповцев всего мира. В этих местах находятся несколько скрытых в тайге скитов и монастырей, о которых известно крайне мало.
— У нас есть отдаленные территории, куда вертолет прилетает раз в неделю, две, три или вообще раз в месяц. Эти населенные пункты и так изолированы. Например, чтобы долететь из Чулково до Туруханска и обратно, нужно около 7 тыс. рублей. Это для местных жителей, конечно, деньги неподъемные, — рассказывает активист из Красноярска Ольга Суворова, которая в том числе работает со старообрядческими общинами.
Чулково — одна из общин, которые относится к так называемому бассейну енисейского меридиана. Оно возникло в конце прошлого века на месте заброшенной — и освоенной старообрядцами заново — деревни. Его жители не скрываются в тайге, но и активной связи с миром не поддерживают.
В обычное время их взаимодействие с ним в основном сводится к продаже или обмену продукции, выращенной в собственных хозяйствах, на необходимые им продукты и товары. В крупные населенные пункты они могут не выезжать годами.
Поддерживать необходимую степень изоляции у них получается естественным путем. От районного центра, Туруханска, Чулково отделяют около 300 км, от Красноярска — около тысячи км. Но когда в середине марта в крае, вслед за всей страной, начали вводить ограничительные меры в связи с угрозой распространения коронавируса, они затронули и эти территории.
«К нам никто не приезжает, но меры приняты»
Местным жителям сейчас действительно живется «не так вольно, как хотелось бы», признает Николай Шляхов, глава сельского поселения Верхнеимбатское, в состав которого входит Чулково. Маленькое Верхнеимбатское (по данным краевого правительства, к январю 2019-го здесь проживали 495 человек) почти месяц живет по правилам, установленным федеральными и региональными указами.
Закрыть школы на каникулы, а также отменить культурные и спортивные мероприятия губернатор Александр Усс рекомендовал еще 16 марта. Позднее в крае официально приостановили деятельность предприятий сферы услуг, детских садов и занятия в кружках и секциях и попросили граждан воздержаться от посещения помещений, в которых они проводятся.
— У нас не работают школы, не работают библиотеки. Работают только магазины продуктовые. К нам, конечно, и так никто и не приезжает. Но превентивные меры приняты. Мы как можем стараемся идти вместе со всей Россией-матушкой, — отчитывается Николай Шляхов.
Самоизоляцию жителей в администрации тоже просят соблюдать, хотя уследить за этим сложнее, чем в Туруханске, где есть правоохранительные органы. В Верхнеимбатске участкового нет.
Власти просто просят людей быть осторожнее, не собираться группами и — почему-то — не ходить по улицам в вечернее время. Обстановку на подведомственной территории Николай Шляхов называет спокойной, хотя повод для волнений у всех сейчас один.
— У нас не страх, у нас есть опасение, что, если к нам эту заразу занесут, у нас, конечно, здесь никаких дыхательных аппаратов нет. Так что мы если не вымрем, то будут большие проблемы точно. Потому что отсюда только вертолетом человека можно вывезти, при этом райцентр от нас в 350 км, это более часа лету. И то борт не всегда есть возможность вызвать — разные ситуации бывают, — отмечает он.
Жители района хотели бы, чтобы им просто закрыли авиасообщение с городом, признает Николай Шляхов. Но пока оно остается регулярным: «Вертолет прилетает к нам по вторникам. Вот сегодня был, ушел на юг района. Завтра будет возвращаться. Завтра кто с города прилетит в аэропорт Подкаменная Тунгуска, они с ним прилетят сюда. В Туруханск тоже выполняются пассажирские рейсы из Красноярска. В общем, пока всё это никак не повлияло на авиасообщение. Возможно потому, что у нас в крае пока не очень много заболевших (по данным сайта стопкоронавирус.рф, в Красноярском крае к 14 апреля был 131 пациент с COVID-19). Разговоры про это идут, говорят, что, если всё будет ухудшаться, возможно, оно прекратится, но пока не та критическая ситуация, чтобы такие меры принимать».
С этими бортами сейчас в основном прилетают те, кто до этого находился в Красноярске или других городах края и теперь возвращается домой. Гостей нет, туристических поездок нет. С прошлым вертолетом прилетели четыре человека, с этим больше — человек девять. Но постепенно поток должен сойти на нет: сейчас в город не летит никто, значит некому будет и возвращаться.
Несмотря на обоснованные опасения, пока к тем, кто возвращается, местные относятся без настороженности. «Да, шутят, да, смеются, но так, чтобы серьезно думать, что они могут что-то привезти, — пока такого нет», — рассказывает Николай Шляхов.
Сам он уверен, что, если бы обстановка в крае внушала опасения, контроль бы уже ужесточили, а если этого не происходит, то поводов для беспокойства нет.
Изоляция в ментальности
Проблема в том, что в небольших поселениях, расположенных в сотнях километров от цивилизации и в труднодоступной местности, именно школы, библиотеки и дома культуры являются центром местной жизни и — нередко — основным источником связи с внешним миром, считает Ольга Суворова.
— Я разговаривала с чулковцами — у них в школах дают электроэнергию два часа в день. То есть включают генератор, пока темно, и свет есть в школе. А если есть свет в школе, значит есть телефонная связь. Если света в школе нет, образовательного процесса нет, то и с Чулково нет связи. То есть 80 человек оказываются в полной изоляции, но при этом у них вводится карантин в их четырехклассной школе, — отметила она.
С похожими трудностями, по ее словам, столкнулись и в национальных селениях северных народов. Там свою работу прекратили школы, до этого активно привлекавшие опытных и активных педагогов с Большой земли.
— Один из сотрудников местной школы (в Чулково. — «Известия») мне еще сказал: мы все в большом недоумении. Зачем закрыли школу? Ведь это религиозная община, там есть свои догмы. Когда дети попадают в школу, их развитие становится чуть более разносторонним. А сейчас мы вынуждены распустить их по домам, и получается, у них останется только религиозный компонент, — говорит собеседница издания.
Поселения старообрядцев могут сильно отличаться и догматически, и по степени своей закрытости, поэтому сравнивать и обобщать их было бы некорректно. Но представители общин так называемого бассейна енисейского меридиана действительно традиционно стремятся к максимальной обособленности, поэтому привычный для них уклад сейчас никак не нарушается, объясняет «Известиям» Алена Стороженко, доцент Тувинского государственного университета, которая занимается изучением истории старообрядчества в этом регионе.
— Настоящие старообрядческие деревни и так стремятся сохранять максимальную дистанцию. Они не для того уходили от цивилизации, чтобы она гналась за ними по пятам. Их главная задача — свести к минимуму взаимодействие с внешним миром. Поэтому можно сказать, что изоляция у них в ментальности, — объясняет ученый.
Несмотря на то что и их культура, и религиозные взгляды предполагают обособление от мира, в общинах старообрядцы остаются не всегда — в том же Красноярске, например, многие из них активно участвуют в социальной жизни. Такие знакомые есть в том числе у Ольги Суворовой.
— Всё, что происходит сейчас с коронавирусом, их очень волнует, для них это кара Божья. Они воспринимают это как ответ на всё то, что делает человечество с природой, как реакция на образ жизни людей в миру. Я сейчас знаю несколько человек, которые живут в Красноярске, ведут обычную совершенно жизнь, но вот одна из женщин мне вчера позвонила и сказала: «Я уезжаю в Сандакчес, в монастыри, потому что мы считаем, что это такая кара небесная». Это притом что она предприниматель, она живет в миру, но она всё собрала и улетела туда, в Сандакчес, — говорит она.
Как и любые другие люди, староверы могут воспринимать новости о коронавирусе с разной степенью чувствительности, отмечает Алена Стороженко, всё зависит от конкретного человека. Но хотя общины, конечно, это будут обсуждать, именно их картина мира и религиозные взгляды, по ее мнению, позволят к происходящему отнестись спокойно: «Для староверов в этом, в общем-то, нет никаких новостей. Они живут с мыслью, что нужно быть готовыми к такому».
«Только, пожалуйста, не обижайтесь»
Глава сельского поселения уверен, что пока люди, в том числе в Чулково, настроены оптимистично, хотя все внимательно следят за новостями. Реального роста заболеваемости в крае — и, соответственно, поводов для опасений за себя, — в Верхнеимбатске если и ждут, то в мае. В Москве заболевших уже много, соответственно, нельзя исключать, что те, кто сейчас возвращается в Сибирь, могут привезти с собой инфекцию, рассуждает Николай Шляхов. И сразу добавляет: «Вы только, пожалуйста, не обижайтесь».
Удаленные населенные пункты сейчас находятся в максимальной безопасности относительно остальной территории страны, тем более учитывая особенности межсезонья, рассказал «Известиям» академик РАН, доктор медицинских наук, советник директора по научной работе ФБУН Центральный НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора Виктор Малеев.
— Мы же говорим о самоизоляции, о разобщении. Если есть какой-то очень удаленный район, куда долгое время никто не приезжал, — а я уверен, что такие деревни есть, тем более что где-то сейчас зимники растаяли, где-то паводок, то есть люди туда не добираются, даже продукты, может быть, не поступают, — там риск заноса инфекции, конечно, намного меньше. С другой стороны, тут многое зависит от их поведения, потому что вероятность заноса меньше, но при этом в таких районах может не хватать, например, дезинфектантов, — отмечает собеседник издания.
В то же время, по его словам, с наступлением весенне-летнего сезона риски могут возрасти из-за того, что люди с Большой земли начнут там появляться чаще. В том числе и по необходимости, например, для того чтобы завезти продукты. И здесь могут потребоваться дополнительные меры предосторожности.
Но все-таки на Енисее надеются, что обойдется — спасет отсутствие автомобильной и железнодорожной связи с миром. Сухопутного сообщения с Большой землей сейчас нет вовсе, зимник, по которому везли продукты, закрыли еще в марте. Запасов, уверен Николай Шляхов, хватит: «У нас сахар есть, мука есть, крупы есть, консервы. До конца мая мы продержимся, а там, надеюсь, подвезут». Потом, подумав и посчитав что-то в уме, он добавляет: «Если что, продержимся и до конца июля».
